Он высыпал полученную в ступке смесь в котелок с водой, взял с каминной полки глиняный сосуд и плеснул на угли искрящейся жидкости – те ярко разгорелись. Я сразу вспомнила Маретт в ордене Непринуждённых, помнится она разжигала при мне камин таким же способом. Это новомодное алхимическое средство, причём ещё нераспространённое, раньше я не видела таких. А ведь после столицы такие штучки в первую очередь приходят в Динки, где живу.
– Так вы алхимик, Рель? – не выдержала я.
Рель повернул голову, внимательно посмотрел на меня, придвинул стул, сам уселся на противоположный:
– Нет, – наконец ответил он. – Садись.
Я села и в свете огня разглядела вытянутое лицо, аккуратные светлые брови, ресницы, чуть квадратный подбородок. И до того, как я успела сказать это сама себе, услышала от него:
– Но я из народа, который очень уважает алхимию и последнее слово науки. Среди нас много алхимиков, и мы помогаем друг другу.
– Фроксианин, – кивнула я.
– Ну вообще, я серенидец, – Рель приподнял одно плечо. – В смысле я подданный Серенида и мать моя – серенидка.
– Значит, по отцу?
– Так точнее, – кивнул он. – А то маг-фроксианин – это… – он усмехнулся, – скорее анекдот. С нашими-то укладами!
«Как и мужчина-целитель! Что ж ты такой необычный, Рель?»
Целитель смотрел на меня, и, будто прочитав мои мысли, прижал ладонь ко лбу:
– Ну вот. Мне снова оправдываться. В общем, умение исцелять от пола не зависит. Но вообще, все дело в чувстве. Понимаешь, одно дело, когда человек, скажем… – он отвел ладонь в сторону, словно что-то прикидывая, – ну пусть просто ломает колено. И совсем другое, если он на вид целый, но бледный как смерть сама, или сидит в разгар лета у огня и от холода трясётся. Или слабый с рождения, встать с кровати не может и в расцвете лет слабее ребёнка – вот что с ним?
– Не знаю.
– А ведь надо это понять, пока он жив.
– И это могут только женщины?
Рель сделал неопределённое движение головой:
– Ну… Неправильно говорить «только», главное – проникнуться человеком, чтобы почувствовать то, что чувствует он… Но женщинам это легче даётся. Намного легче.
– Значит, вам сложно?
– Бывает.
– Но зачем тогда…
– У меня есть магические гены по матери, не пропадать же таланту. Но ты же знаешь наши серенидские порядки? Колдовство запрещено, шаманство запрещено, некромантия – и подавно, телепатия и зачарование – только храмовникам, но присоединиться к Храму я не мог из-за отца. Остаются волшебство, боевая магия и целительство. Но убивать мне не по нраву, а волшебство – не профессия. В итоге, целитель-наёмник. Мне нравится эта работа, я много путешествую, занимаюсь благим делом.
Интересные магические гены ему достались, если подумать. От фроксианина – предрасположенность к Воде и стойкость к Огню, от серенидца – предрасположенность к Пустоте и стойкость опять же, к Воде. Ученица Гредвара во мне жаждала изучить, как между собой взаимодействуют стойкость и предрасположенность к одной и той же стихии, но ум воина цеплялся за нечто иное: фроксианин! Конечно. Письмо, из-за которого мы прибыли сюда столь поспешно, было написано на лабораторной бумаге фроксианином. Я даже стала оглядываться в поисках таковой. В письме упоминался редкий минерал и… наместник. Точно! Наверное, Рель и отправил то письмо Уолу…
– Рель, а вы знаете Уолу? Советника Уолу.
Рель хмыкнул, улыбнулся:
– О да, довольно хорошо, а что?
– Да нет, ничего. Просто мне довелось недавно с ним повстречаться, и я вспомнила, что он тоже фроксианин.
