– Барон! Там барон! Давайте барона! Выходи или ты трусишь!
– Нет у нас никакого барона! – кричала я.
– Я, я, – проговорил Боран, – они думают я барон, я похож на брата!
– Пустите нас, – снова заорала я. – Сейчас не до восстаний. Человек умирает! Нам нужен целитель!
Я заглянула в карету, после красных разъярённых рож, лицо Даргана показалось бледнее смерти. Моё тело будто превратилось в сплошной поток энергии. Не помню, как оказалась на дороге по колено в грязном снегу, пространство стучало, вопило, плевалось. В один миг я оказалась на козлах, рядом с опешившим кучером, и, рванув поводья, погнала лошадей вперёд.
Собравшийся народ с криками бросился в рассыпную. Но два скачка, и путь перегородили три не запряжённые повозки. Зубы мои стиснулись, свело челюсть, и каждая мышца отдалась болью, когда я слетела с козел, на скользкой заснеженной грязи меж камней. Опасно или нет – в минуты отчаяния таприканцы способны только на огонь. Это и называется предрасположенность.
Когда все формулы в голове превращаются в бессмысленные крючки, а потоки энергии в раскалённые брызги – срабатывает единственная расовая предрасположенность. Обычных людей она гнетёт внутренне, магов – вывёртывает наружу.
Я бахнула огнём по препятствию, и оно вспыхнуло ярким пламенем, дополняя адскую атмосферу криков и безумия жаром и едким дымом. Горела сырая древесина!
– Пожар!.. Горим!.. Моя повозка!.. Что это?.. – вопили селяне.
Что мне оставалось? Огонь! Ещё огонь! Ничего иного дрожащие руки и пылающий разум породить всё равно не могли. Глаза слезились от дыма, от внутренней боли, огненные шары, огненные потоки слетали с рук. За минуту я оставила от повозок серые угли. И тут только заметила, какая тишина повисла вокруг, бунтари попрятались за деревьями, затихли.
– Гони, Астар! Гони или велю казнить! – разрезал тишину крик Борана.
Я еле успела запрыгнуть на подножку, слёзы текли по щекам, искусанные губы ныли.
Прошла вечность, когда спереди послышался хриплый голос:
– Сэр Боран! Приехали.
Строительным лагерем оказалась деревушка из десятков одинаковых деревянных квадратов.
– Эй, люди добрые! Скорее, скорее! У нас раненый! Раненый! – кричал Боран.
Мы остановились возле одного из квадратов, я спрыгнула на землю, пересекла крыльцо и рванула дверь на себя, ноздри защекотал горький запах трав и свежей древесины. Путь перегородила стойка, за ней, у дальней стены горел камин, над ним склонилась синяя мантия с копной светлых волос.
– На помощь! Скорее! – закричала я.
Сзади меня кричал Боран, но я не разбирала его слова.
Синяя мантия приблизилась:
– Я целитель Рель. Что случилось?
– Мой друг ранен! Мечом в бок!
– В какой? – стойка откинулась, дверь позади распахнулась настежь.
Вокруг кареты кишели какие-то люди в грязно-серых тонах. Синяя мантия помогла Борану вытащить Даргана из кареты и внести внутрь, при этом приговаривая:
– Осторожно, голубчик, осторожно!
Даргана уложили на деревянную скамью, в воздухе повис золотой шар, осветивший хижину ярче полуденного солнца.
Блондинистая голова склонилась над Дарганом.
– О! Ай-ай-ай… – комментировала она.
– Что? Что там? – услышала я собственный голос.
Боран сбоку никак не мог замолчать и позволить мне хоть что-то выяснить.
– Господа! – рявкнула синяя мантия, выставив одну ладонь, другую он держал над раненным боком Даргана – от пальцев к ране тянулись светящиеся нити.
– Любезнейший, нам не до шуток! – крикнул Боран.
