И я становилась полноправным создателем роли!
Моя первая встреча с творчеством Шукшина состоялась на съемках фильма «Одни» по его рассказу. Готовясь к роли, я перечитала все выпущенные на тот день его произведения. Снимали фильм Александр Сурин и Леонид Головня. Вася пришел отсмотреть материал. Поговорил с нами, сказал, что моя работа ему понравилась, и ушел.
Спустя некоторое время Шукшин вызвал меня на съемки «Калины красной». А я, немножко сумасшедшая, прибежала репетировать после озвучивания мультфильма, бросила все вещи в какой-то комнате, начали… И не могу. Говорю: «Извините, Василий Макарович, я что-то скована. Стесняюсь, и всё».
Он засмеялся. Леша Ванин, игравший моего мужа, как-то разрядил обстановку, пошутил, мы посмеялись, и я немного отошла. Репетиция состоялась. А на другой день я увидела вместо Ванина другого актера. Говорю: «Василий Макарович, с ним я должна играть по-другому». – «Как вам удобно, так и играйте», – ответил Шукшин.
Так я и не поняла, была ли это хитрость, чтобы проверить меня как актрису, или это была проба того актера. Меня же в тот день утвердили.
Самое страшное: после всего этого редакторша рассказала мне, что роль Зои должна была играть моя подруга Люба Соколова! Я ужасно распереживалась, расстроилась и даже сказала, что, наверное, не смогу сниматься. Узнав об этом, Люба тут же позвонила: «Ты что, с ума сошла? Я сейчас занята! Работай спокойно и не нервничай!» Такое редко бывает между актрисами.
Съемки «Калины красной» я вспоминаю с удовольствием. В той деревеньке, где мы работали, были потрясающие женщины, их отношение к нам было чудесным! Они очень интересно разговаривали, выделяя «о» и «а»: «Слушай-ко, поди-ка сюда, пожалуйста!» – «А что такое?» – «Поди, поди… Ты самогонку любишь?» – «Нет, – говорю, – я не шибко ударяю по спиртному». – «Ну-у-у!.. У меня такая самогонка чистая! Я ее по-особому делаю, она у меня как коньяк!» – «Ну, ради такого давайте, попробую ваш коньяк».
И действительно, было очень вкусно!
В картине снимался хор пожилых женщин. Они начали репетировать рано утром и к обеду устали: «Что это вы нас так долго фотографироваете-то?»
А пока устанавливали свет, пока расставляли аппаратуру, Толя Заболоцкий ездил по рельсам туда-сюда, бабушки утомились. И одна из них, Георгиевская (фамилию до сих пор помню), вдруг заявляет: «Ну, больше я уже и не могу!»
Второй режиссер говорит ей: «Не можешь – не пой, рот раскрывай только».
Докопались до обеденного перерыва. Я говорю Маше Скворцовой: «Пойдем посмотрим, как там наши старушки!»
Заходим к ним и видим: Георгиевская опрокидывает стакан самогонки и выкладывает: «Ну, Толя, теперь я могу фотографироваться сколько хошь!»
Другие тоже – хлоп! И после перерыва блестяще спели.
Василий Макарович приходил на съемку с таким видом, будто он самый счастливый человек на свете. Материала было снято на две серии. Он разрешал импровизировать, и мы заражались этим. Помню такой эпизод: Егор и Петр пошли в баню, а я, как блюститель порядка, стала им вдогонку что-то выговаривать. Рядом сидела собака, которая взяла и гавкнула на меня. Не знаю, как получилось, но я тут же на нее рявкнула: «А ты-то что в этом понимаешь?» Вдруг слышу, Шукшин кричит: «Снято!»
На озвучивании у меня даже слезы потекли от такого откровения, и я не выдержала и поцеловала Васю. Но его заставили вырезать почти целую серию, и этот кусок тоже не вошел в картину.
