Сердце Далы совершило множество бешеных ударов, прежде чем она нашла в себе силы признать в нём Бирмуна.
Это знание не добавило ей спокойствия. До сего момента она даже не знала, жив ли её бывший любовник; знала только, что теперь он на самом деле стал пьяницей. В прошлые годы его замечали шатающимся по Орхусу, и обычно он безмолвствовал, но иногда сшибался с лавочниками и даже воинами.
Пару раз она пыталась к нему зайти, и оба раза получала неласковый и навязчивый приём. Он желал её в своей постели, а потом, когда немного остывал, хотел, чтобы они жили вместе и завели детей. В конце концов она стала держаться от него подальше, надеясь, что он её забудет и найдёт другую женщину. Похоже, этого не случилось.
Толпа, казалось, была слишком удивлена, чтобы над ним насмехаться или его поддерживать. Люди в изумлении наблюдали за тем, как он входит в круг статуй.
– Я всё ещё вождь, верно? – пробормотал он, подмечая настроение. – Я вызываю тебя на бой, пёс с Юга, – он ткнул в Айдэна. – Я не боюсь ни тебя, ни твоих… баб.
Вальдайя начинали сердиться. Многих могущественных вождей, а также их женщин и сыновей ситуация скорее забавляла; иные не выдавали своих эмоций. Айдэн не выглядел ни смущённым, ни раздражённым. Он смотрел на Бирмуна чуть ли не с жалостью.
– Ты пьян, брат. В прошлом ты славно служил богам. Твоё убийство не принесёт мне чести. Иди отдохни.
– Не смей насмехаться надо мной, высокомерный кусок дерьма. – Бирмун пошарил грязными руками под одеждой и вытащил продолговатый предмет, завёрнутый в тряпки. Затем извлёк его из ножен, что из-за размеров оного казалось почти невозможной задачей: это был покрытый рунами меч. – Я – вождь «ночных людей»! – крикнул Бирмун. – Глас Божий сам вручил мне этот клинок. Кто-то станет это отрицать?
Айдэн смотрел на знаменитый меч почти с благоговением.
– Нет, Бирмун. Ты удостоился чести. Ты – человек дела.
Бирмун, казалось, был удивлён тому, что его так быстро приняли. Он чуть не упал, когда повернулся, чтобы продемонстрировать толпе безупречный меч.
– У меня столько же прав, сколько и у любого другого мужчины, – воскликнул он. – И я не принимаю Первого Вождя, назначенного женщинами, того, кто не заслужил своё место кровью. – Он посмотрел на Айдэна так, словно нанёс тому сокрушительный удар, и ухмыльнулся, подавшись вперёд. – Скажи мне, великий вождь Хусавика. Так ты завоёвываешь свою славу? Тебе её вручают?
Айдэн смотрел на него совершенно спокойно.
– Коли желаешь смерти, брат, то изыщешь её тут. Приходи утром. Приходи трезвым. И, быть может, Вол тебя примет.
Толпа, в основном молча, всё ещё за ними наблюдала, поглощённая происходящим. Бирмун отвернулся от Айдэна и заржал, утирая слёзы с лица.
– Вот это, я понимаю, мужчина. Не то что вы, псы подкаблучные. Хорошо. Ха! Хорошо! Увидимся утром, герой.
И с этими словами Бирмун, размахивая мечом, зашагал прочь сквозь расступавшуюся толпу. Дала знала, что её лицо пылает, и тщетно пыталась что-то с этим сделать.
Толпа разразилась шепотками и смехом – несомненно, в предвкушении грядущего насилия. Большинство вождей по-прежнему казались довольными, кто-то тихонько беседовал со своими матронами. Никто не смотрел на Далу, хотя ей казалось иначе. Никто, скорее всего, не считал её ни причастной, ни виновной. Зачем Ордену и его Матриарху связываться с каким-то пьяным глупцом, которого в некоторых кругах до сих пор в насмешку называют убийцей Букаяга?
