Читать онлайн Диана Ставрогина - Без памяти твоя

Чуть больше месяца назад...

Я все еще слабо понимаю, что происходит вокруг, когда доктор, покончив с записями, уверенно кивает самому себе и произносит:

— Сейчас мы пригласим вашего мужа, готовы?

Из меня, оцарапав пересохшее горло, вырывается то ли слабый смешок, то ли откровенный всхлип. Однако затягивать с неизбежным смысла нет.

— Ну, вряд ли к моей ситуации можно подготовиться, — замечаю я иронично. — Так что… давайте.

Доктор отвечает мне сочувствующей улыбкой и заверяет:

— Все будет хорошо, Кристина. Ваш муж очень за вас переживал.

Я судорожно киваю, давая понять, что приняла его слова к сведению, и делаю глубокий вдох. Готовлюсь.

Доктор нажимает на дверную ручку и выглядывает в коридор.

— Мистер Покровский, — доносится до меня, — вы можете зайти.

Последний раз встретившись со мной глазами и попрощавшись, доктор исчезает в коридоре, а спустя пару секунд на его месте появляется мужчина. А я вдруг почти давлюсь воздухом.

Вау…

Я готова присвистнуть (впрочем, мозг мгновенно мне подсказывает, что свистеть я точно не умею), выражая уважение той версии себя, что не помню, — потому что застывший на пороге мужчина явно не из моей лиги. В том смысле, что я-студентка никогда бы не ждала, что подобный красавец хотя бы дважды посмотрит в ее сторону.

У него очень привлекательная внешность. Яркие, выгодно сочетающиеся черты лица: высокий лоб, выразительные глаза, прямой длинный нос и тонкие, по-мужски красивые губы. Короткие, взъерошенные волосы темно-русого цвета и густая щетина на щеках и подбородке. Даже синева под глазами и, судя по всему, не намеренная небритость ни капли его не портят.

Он определенно мог привлечь мое внимание, пусть я бы не осмелилась на больше, чем несколько быстрых взглядов в его сторону. Но не заметить его высокую, явно не обделенную природой и спортом фигуру, я наверняка бы не смогла.

А еще он… взрослый.

Идея, что мы скорее всего ровесники посещает меня не сразу, и первые несколько секунд я изрядно поражена и смущена, и вообще чувствую себя ужасно неловко. Даже сообразив, что мне, как и этому мужчине, уже больше тридцати, я все равно не могу воспринимать нас как равных по положению в социальной иерархии. Сложно.

— Привет, — произносит он первым, и я наконец отмираю:

— Привет.

Не разрывая зрительного контакта, мой… муж медленно, вероятно из-за уважения к моему состоянию, проходит вперед и занимает поместившийся рядом с изножием кровати стул.

— Я Влад, — представляется он с неприкрытой неуверенностью в голосе.

Я скованно улыбаюсь и киваю, прежде чем трусливо уставиться на собственные плотно сцепленные руки. Ни-че-го.

Чуда не случилось: ни вспышки воспоминаний, ни давления внезапных чувств на грудную клетку. Имя Влад никак во мне не отзывается.

— Мы учились вместе, — сообщает он.

— Учились… — Среди своих значительно поредевших и хаотичных воспоминаний я пытаюсь отыскать что-нибудь о мужчине напротив, ведь какая-то часть первого года студенческой жизни меня вроде бы не покинула, но вот так, с ходу, стоящий в голове туман не рассеивается. — Я тебя не помню. — Приходится его разочаровать.

Мое преисполненное сожаления признание не вызывает у… мысленно я словно запинаюсь и на секунду зависаю. Как ни крути, а в настоящий момент времени кроме как незнакомцем считать его не получается.

Однако я со странной для потерявшей память дамы уверенностью могу сказать, что не вижу на лице своего мужа оттенков скорби. Не знаю, на что я рассчитывала. Наверное, на большую эмоциональность.

Разве ему не положено сейчас переживать за будущее нашего брака и вообще отношений, раз уж для меня он пока что чужой человек? И хотя его пристальный, давящий взгляд сосредоточен на мне, он, похоже, в основном обеспокоен физическими травмами, а не моей амнезией.

— Я и не ждал, что будет иначе. — Влад невесело усмехается. — Доктор сказал, ты помнишь себя студенткой?

Я киваю. Наконец-то мне есть, что сказать по существу.

— Да. Когда меня сегодня спросили про дату, я была уверена, что скоро моя первая зимняя сессия. Собственно, ни саму сессию, ни что-либо после нее я пока не вспомнила.

Он издает многозначительное «хм». Под моим вопросительным взглядом он поясняет:

— Просто вижу некоторую логику в том, что ты помнишь только первый семестр.

Я хмурюсь.

— Не понимаю.

— Мы познакомились только весной. Начались факультативы, мы были в разных группах, а там — в одной. Ты, я и… — Он вдруг умолкает.

А меня посещает озарение.

— Мне сказали, что за рулем была не я и что водитель в коме. Ты поэтому замолчал?

Влад резко вскидывает голову, и я снова встречаюсь с настороженностью в его глазах.

— Ты знаешь про Глеба?

— Только то, что мне сказали. — Я пожимаю плечами и ежусь. — Что он был со мной в машине и еще не пришел в себя.

— Понятно.

— Он твой друг? — предполагаю я.

Влад не отвечает сразу. С половину минуты он молча смотрит на меня, будто чего-то ждет или что-то обдумывает; не знаю.

— Да, — говорит он. — Лучший. Как и твой, кстати.

— А ты? — удивляюсь я.

— Я твой муж. — Он скупо улыбается, но в темных, уставших глазах сохраняется пустота. — Это другое.

Я неловко молчу. Мне нечего ответить на эти несколько странные слова. Даже теперь, когда нюансы наших с Владом отношений моему разуму недоступны, можно догадаться, что подтекст его последней фразы скрывает почти явную горечь. Зависть, быть может.

Трудно сказать, чего я ожидала, от доктора узнав о существовании у меня целого мужа, но невольно я чувствую сильное разочарование. Мрачный и сдержанный мужчина напротив никак не производит впечатление любящего и заботливого супруга, довериться которому — плевое дело.

— Мы давно женаты? — спрашиваю я и, припомнив сюжеты любимых сериалов моей покойной бабушки (вот уж какой информации никакая амнезия не страшна), добавляю: — И я хотела бы увидеть документы: о браке, свои собственные, твои…

Влад усмехается.

— Не доверяешь?

— Не то чтобы, — пожимаю я плечами, ничуть не лукавя. — Но и наивной овечкой быть глупо.

— Разумно. Я захвачу документы в следующий раз, — обещает он. — Надеюсь, тебя успокоит, что в больнице наши данные уже проверили. Твой айди был при тебе в момент аварии, так что с поиском твоих родственников у них проблем не возникло.

— Айди?.. — Меня будто ударяет разряд тока изнутри. — Мы не в…

— Нет, мы не в России. — Влад качает головой. Его внимательные глаза следят за мной с возросшим беспокойством. — Ты не поняла раньше? Доктор говорил с тобой на английском.

Я снова возвращаюсь к первым минутам своего пробуждения, с трудом воскрешаю в памяти лицо медсестры, неразборчивые звуки ее речи, едва достигавшие моего слуха сквозь заполнивший черепную коробку гул. Осознание приходит не просто постепенно, а, по правде говоря, с ощутимым скрипом.

Мне вспоминается, что даже с появлением в палате врача я не сразу поняла, что произошло и почему все вокруг меня такое… другое. Тогда что-то царапалось на подкорке, но эмоции — от беспробудного смятения до леденящего ужаса — правили балом, пока мой мозг отчаянно пытался заработать в полную силу.

Доброжелательный и спокойный голос врача достиг моего сознания уже после. Когда меня осмотрели и дали какие-то лекарства, а затем помогли сесть в кровати и позволили еще несколько минут хватать ртом воздух, чтобы успокоиться (теперь-то я понимаю, что вряд ли мне удалось избежать истерики без помощи какого-нибудь препарата).

Конечно, едва слова медперсонала перестали звучать бессвязной сумятицей и обрели смысл, я с радостью начала понимать просьбы и отвечать на вопросы. Я ни секунды не задумывалась, на каком языке говорю. Английский и вовсе был для меня как родной, после учебы в лучшей языковой гимназии. Неудивительно, что я ничего не заметила.

Вот только переезд за границу в моих планах не стоял.

Поправочка: в моих планах двенадцатилетней давности.

— А где мы конкретно? — интересуюсь я растерянно.

— Калифорния, США, — сообщает Влад мгновенно.

— США? — Вот сейчас я по-настоящему в недоумении: мне никогда не хотелось здесь жить, только побывать в качестве туриста. В глубине души я рассчитывала, что услышу о Великобритании, но увы. — И давно я… мы тут живем?

К моему удивлению, Владу на пару мгновений задумчиво прищуривается, словно мой вопрос требует каких-либо серьезных расчетов.

— Мы не переезжали сюда вместе.

Я напрягаюсь.

— Нет?

— Нет. — Он смотрит в сторону. — У меня есть местное гражданство. По сути я живу сразу на две страны — специфика моего бизнеса. А ты… переехала всего лишь пару месяцев назад.

— Почему только сейчас? — поражаюсь я. — Если мы женаты, то я…

Влад останавливает меня:

— Женаты мы столько же.

— Оу. Почему-то я подумала, что мы поженились раньше. После учебы.

Он хмыкает, и впервые за нашу встречу в его глазах отражается что-то близкое к веселью.

— Что тебя веселит? — любопытствую я, не удержавшись.

— Ты терпеть меня не могла, когда мы были студентами, — сообщает он с ироничной полуулыбкой и затем, уже куда серьезнее уверяет: — Ты бы никогда за меня не вышла.

Раздается негромкий стук, и уже знакомая мне медсестра появляется в дверном проеме. Короткий визит Влада подходит к концу. Поднявшись со стула, он лишь на долю секунды растерянно замирает, а затем скупо прощается. Дверь за ним закрывается с тихим хлопком.

Я провожаю его взглядом и бесшумно вздыхаю. Если поначалу у меня имелись надежды на то, что встреча с мужем даст толчок моей памяти или хотя бы поможет обрести минимальную уверенность и спокойствие, то теперь трудно не впасть в унылое отчаяние. Даже в моем не самом ясном состоянии ума легко догадаться, что ничего толкового из нашей первой беседы не получилось.

Наверное, в следующий раз будет не лишним подготовиться и составить список особенно важных вопросов о моем и нашем общем прошлом, настоящем и будущем: Влад не сказал, а я не спросила, чего мне ждать после выписки из больницы.

— Как вы себя чувствуете, Кристина? — Звучит в палате приятный и уверенный голос медсестры.

Вежливо улыбнувшись, я осторожно прислушиваюсь к собственному состоянию.

— Кажется, нормально. — Объективно оценить степень боли, перманентно путешествующей по всему моему телу с тех пор, как я пришла в себя, мне сложно: ощущения перебивают друг друга и в то же время как будто усиленно «глушатся» чем-то извне. — Все болит, но терпимо.

Медсестра довольно кивает, прежде чем продолжить осмотр.

Несколько минут спустя, после еще нескольких вопросов и парочки инструкций, меня оставляют наедине с собственными мыслями, напоследок посоветовав по возможности прибегнуть к лучшему лекарству на планете — лечебному сну. Поелозив на кровати и приняв позу поудобнее — не таким уж замечательным было мое физическое состояние, как хотелось бы, — я, конечно, же погружаюсь… в раздумья.

О сне не идет и речи. Уставившись в белый потолок воспаленными глазами, я снова и снова прокручиваю в голове события сегодняшнего дня и, если честно, не понимаю, насколько и правда осознаю случившееся.

Может быть, шок никуда не делся, и осознание придет ко мне намного позже. Пока же я попросту не в состоянии сосредоточиться на полученной информации и нетерпеливо перескакиваю с одной мысли на другую, не принимая никаких решений.

Утром (по крайней мере в палате очень светло и солнечно) я просыпаюсь от совершенно нестерпимой боли в голове. Имей я сомнения в серьезности своей травмы, то сейчас вмиг бы прекратила сомневаться: от давления в разрывающейся на части черепной коробке хочется плакать и даже биться лбом о стену — только бы переключиться на не столь мучительные ощущения.