Если врачи и правда ничего не обещают, значит, состояние Глеба не внушает им спокойствия. Я надеялась на иное положение дел.
Трудно объяснить, откуда во мне столь острое волнение за человека, о котором я ничего не помню, но оно есть. Как и постепенно проклевывающиеся убежденность: довериться Глебу не было бы проблемой.
Уже сейчас мне до слез хочется с ним поговорить. Мне кажется, он смог бы понять, насколько незавидна моя нынешняя участь, — Влад же будто и не пытается меня поддержать, невзирая на наш семейный статус.
— Тебе как будто все равно, — замечаю я осторожно, облачая все свои впечатления о супруге в обтекаемую формулировку, и спешу извиниться за бестактность, пусть и без особой искренности: — Прости.
Влад поднимает на меня тяжелый взгляд.
— Ты часто говорила, что я бесчувственный мудак.
Распахнув от удивления рот, я даже не сразу нахожу, что сказать.
— Я так говорила и вышла за тебя замуж?
— Да, — подтверждает он совершенно спокойно. — Вышла.
Наше не то чтобы приятно общение прерывается: в палату входит Майкл. Время моего визита к Глебу истекло.
Вернувшись к себе и расположившись на кровати, я устало вздыхаю. Мы снова наедине с Владом, и вибрирующая между нами напряженность ничуть не располагает к разговорам по душам.
— Я хотела спросить… — решаюсь я, когда становится понятно, что Влада вполне устраивают тишина и пейзаж за окном.
— Да? — Он резко оборачивается.
— Мой телефон… Где он?
— Разбит всмятку, — отвечает Влад.
— И починить никак? — вклиниваюсь я, не позволив ему продолжить. — Восстановить карту памяти или как сейчас все работает?
Он отрицательно качает головой.
— Там без шансов, Кристина. Извини, не подумал, что тебе так скоро потребуется телефон. В любом случае, — продолжает он, пока я потерянно молчу, — данные наверняка сохранились в «облаке», но вряд ли ты помнишь пароль?
— Не думаю. Я даже не совсем уверена, что знаю, о чем ты.
Влад понимающе кивает.
— Завтра принесу тебе новый телефон.
Следующим днем моим главным занятием снова оказывается ожидание. Я жду визита врача, жду окончания лечебных процедур и очередных исследований, жду наступления завтрака и обеда, но не потому что голодна: эти временные вехи помогают не чокнуться от однообразия, — и, конечно, я жду визита своего мужа.
Мужа… С ума сойти!
Наверное, осознание подбирается ко мне медленнее, чем я считала: даже после нескольких встреч с Владом представить его в роли супруга не получается. Женой себя я тоже вообразить не могу.
Хуже всего: поговорить по душам совершенно не с кем. Если верить Владу, то мой лучший друг сейчас в коме и борется за жизнь. А я, хотя и тревожусь за благополучие Глеба, никакой глубокой привязанности к нему не чувствую. Впрочем, по отношению к мужу — тоже. И это… странным образом печалит.
Я словно отрезанный ломоть: ни воспоминаний, ни связей с людьми, — меня ничего не держит и не определяет. Что, к слову, мне как раз-таки очень знакомо. Вот только та моя версия, чьей памятью я обладаю, больше всего мечтала стать взрослой и забыть об этом чувстве неприкаянности навсегда.
Мне страшно думать, что надежды были напрасными и у нее ничего не получилось.
Поэтому сегодня я полна решимости выяснить у Влада подробности: о себе и о нас. Хочется верить, что его вполне заметное нежелание вести со мной долгие беседы вызвано стремлением не навредить процессу восстановления. Если же причина в другом… Не знаю.
