– А твой народ? У них тоже есть эта сила?
– Нет. И хотя я ею владею, сказать по правде, я её не понимаю.
– Надеюсь, ты осознаёшь, что такой ответ меня не удовлетворит. Позволит ли тебе эта сила остановить императора? Можешь ли ты уничтожить его армии?
– Нет, король. Я не бог. Я не могу летать и убивать людей так, как это делал Кейл. Но у меня много оружия и истинные воины, которые могут с этим оружием управляться. Фарахи дал мне десять лет на подготовку к этой войне. Я не сидел сложа руки.
«Этой войне», подумал Кава, как будто она уже стала неизбежной реальностью. Эта мысль привела его в ужас. Он не мог сказать – это от того, что он слишком хорошо знал своего врага, или от того, что слишком мало знал о войне. Наверняка и то и другое.
– Нам нужно обсудить стратегию, – сказал он. – Мои генералы и прочие государственные мужи должны при этом присутствовать. Может, мы ещё сумеем разработать тактику, которая позволит нам избежать худшего развития событий.
Рока нехотя, но кивнул. Впервые за всё время их разговора он, казалось, обдумывал, что сказать, а не припечатывал его словами сразу. Наконец он тихо заговорил.
– Ни один порядочный человек не захочет мириться с тем, что будет дальше, король. Но я знаю, ты видел знаки. Да и оказывался ли Фарахи хотя бы раз в жизни неправ?
Кава откинулся на спинку и хлебнул рома. Посмотрел в окно, скучая по своему другу и сопернику, союзнику и шурину, который когда-то прислал ему письмо с просьбой объединить их народы в великую империю, не прибегая к войне. Казалось, мы были так близки к лучшему будущему, подумал он. Может, всё ещё близки.
Он посмотрел на окровавленного варвара, который был на волоске от того, чтобы проломить стул своим весом. Глаза, хоть и странные, казались в чём-то знакомыми – ещё один великий человек, ожидающий, когда Кава за ним поспеет. Он допил ром и вздохнул.
– Пойду схожу за своими генералами.
Оско с трудом отвёл затуманенный взгляд от горизонта. Его мучила жажда, но последний бурдюк с водой почти опустел. Чтобы его наполнить, нужно было найти и вскипятить воду в иссушённых рисовых полях Западного Нарана, но он не мог рисковать, разводя костёр. А даже если бы и мог, то, когда он вдоволь бы напился и отдохнул, его тело начало бы трясти, а разум принялся бы нашёптывать: «Давай немного вздремнём, совсем чуть-чуть». Если бы он позволил себе это маленькое предательство, то не преминуло бы последовать и остальное.
Так что Оско продолжал идти.
Пять дней и ночей он шёл сквозь тонгские земли и имперские провинции. Повсюду сновали стражники и разведчики. Фермы и сараи были зашторены и заперты, как будто готовые к неминуемому налёту. Иногда Оско шагал, иногда бежал. На пути в Кецру у него была компания и люди, о которых он должен был думать. Сейчас же он был предоставлен собственным думам.
Зачастую его мысли обращались к Лиге. От них он отгораживался волевой стеной, которую привык возводить с самого детства. Воспоминания об отце, братьях и дядьях были более губительны – слишком давние и глубокие, словно старые шрамы, что ноют на морозе.
– Встать, построиться! – рявкал дядя в одном из таких воспоминаний. Это было холодным осенним утром в разгар сбора урожая, и Оско с братьями и кузенами слезли с кроватей и поплелись во двор, чтобы взять в руки копья и щиты, сделанные для мужчин. Они смаргивали сон и сдерживали зевоту.
