Оско в темноте боролся со своей погибелью. Его почти до потери сознания лупили дубинами, прежде чем он перестал сражаться и позволил утащить по плиткам своё окровавленное тело. Он слышал шаги в дверных проёмах, видел фонари в знакомых руках – его сородичи смотрели, как его тащат по коридорам дома его детства. Харкас ждал.
– Разумеется, ничего не получилось, – сказал его отец в темнице для чужеземных пленников. – Хиртри знают, что император нас поддерживает. Они сразу же предали Лигу. Твой идеализм сделал тебя глупцом.
Покачнувшись, Оско сел. Его руки и ноги уже были закованы в кандалы. Он сплюнул кровь в сток, устроенный в центре холодной каменной темницы. Харкас покачал головой.
– Ты должен радоваться. Будь моя воля, ты бы уже был мёртв.
Оско ухватился за эту, казалось бы, незначительную фразу и рассмеялся.
– Но твоей воли больше нет. От тебя уже никогда ничего не будет зависеть. Ты подчиняешься своему хозяину, стоит ему лишь пригрозить тебе кнутом.
Харкас ничего не ответил, его лицо было таким же бесстрастным, как окружавший их камень. Оско лёг и задремал или, возможно, потерял сознание. Очнулся он от пинка в рёбра и рук, вздёрнувших его на ноги. Двое наранийцев с пучками на голове и блестящими от жира лицами фыркнули, поднимая его.
– Трус, – закричал Оско отцу, – вероломный слепец! Ты отказываешься от права судить собственного сына?
Рыча, мужчины боролись с ним, пытаясь вытащить его из камеры. В коридоре он обнаружил Харкаса, в одиночестве наблюдавшего за происходящим.
– Ты даже не подумал убить меня и солгать? – Оско рассмеялся, понимая, что выглядит безумцем и, возможно, так оно и было. Он ожидал, что Харкас его проигнорирует, но Оско хлестанул по ушам скрипучий голос – единственное проявление гнева отца.
– У императора есть шпионы. Не получилось бы.
И всё же Оско рассмеялся, даже когда его тащили вниз к туннелю, ведущему в заднюю часть усадьбы.
– Уверен? – кричал Оско, задыхаясь. – Ты уже, уже думаешь как раб!
Один из мужчин залепил ему пощёчину, чтобы заткнуть, но удар получился таким слабым, что это заставило его лишь сильнее рассмеяться.
– Харкас, где моя жена? Где она?
Но человек, который однажды был его отцом, ничего не сказал, а наранийцы завязали Оско рот грязной тряпкой и накрыли ему голову в темноте.
Ты должен был убить меня сам, Харкас, и убедиться, что я мёртв.
Он повторял это в уме снова и снова, словно молитву, чтобы защититься от реальности.
Ты должен был меня убить.
⁂
Оско проснулся, обнаружив, что свисает с края телеги.
– А, вот и он. С возвращением, могучий принц!
У Мезана нет принцев, подумал Оско и, облизав окровавленные губы, попытался пошевелиться, но не смог. Он мог только смотреть и нюхать своих пленителей, которые выглядели так, словно не переодевались, не мылись и не брились ещё дольше, чем Оско, хотя большинство наранийцев были очень чистоплотны. Тот, что помоложе, подошёл к телеге и начал развязывать путы Оско.
– Слезай, – сказал он и пнул телегу.
Оско со стоном повиновался.
– Воды, – прохрипел он. Разведчики фыркнули.
– Проклятые ублюдки, – сказал старший разведчик на наранском. – Сначала этот говнокожий урод заставляет нас две недели сидеть среди козлолюбов в самой жопе мира, а теперь я тащу этого утырка через пустыню, и первое, что он делает, открыв рот, – начинает раздавать приказы, да ещё и на своём козлином языке?
Второй мужчина усмехнулся. Оско покачнулся, но удержался на ногах. Его разум был затуманен, в глазах мелькали чёрные точки. Раньше он уже подвергал себя обезвоживанию в учебных целях и знал, что до необратимых повреждений и неминуемой смерти ему остался в лучшем случае день.
