Черное создание начало растворяться, его форма рассыпалась, как дым, затянутый невидимым ветром. Воздух вокруг наполнился едва слышным шёпотом, который исчез вместе с последними остатками фигуры.
Айлред, небрежно убрав кинжал за пояс, посмотрел на пустое место, где только что стояло нечто, и тихо усмехнулся, будто говорил сам с собой.
– Наблюдаем, но не вмешиваемся, – пробормотал он, подражая словам Драксара. – Как же.
Он покачал головой и сделал несколько шагов прочь от статуи, стряхивая пыль с плаща. Рассвет продолжал пробиваться сквозь мрак, но в этой пустоши даже первые лучи света казались чем-то чужеродным. Айлред оглянулся через плечо, будто проверяя, не остались ли ещё тени, и двинулся дальше с ледяным спокойствием, как будто всё происходящее было для него лишь частью обычного дня.
Могучее войско барона Гриммарда продвигалось через заснеженные равнины Альфариса, и даже холодные ветра казались слабее того гнета, что тянулся за ними. Ряды воинов, закованных в сталь, двигались под тяжестью своих доспехов. Щиты, испещренные трещинами и следами битв, были обледенелыми, мечи – укрыты инеем, словно лед сам по себе становился их частью. Знамёна Снежной Лавины трепетали на ветру, но не как символ торжества, а как мрачное напоминание о долгом и тяжёлом пути.
Снег густо падал с неба, засыпая глаза, пробираясь под капюшоны, впиваясь в кожу, будто тысячи мелких иголок. Холод был беспощадным. Он не просто пронизывал до костей, а впивался в саму душу, отнимая тепло и оставляя за собой пустоту. Но даже эта морозная ярость Альфариса не могла сломить молчаливую решимость войска.
На высоком утёсе, у ворот замка Снежной Лавины, стоял Торвальд. Его фигура была неподвижной, как каменная статуя. Он ждал. Ожидание это было тяжёлым, но не от холода – он его не замечал. Каждый порыв ветра, каждый клочок снега, что обжигал лицо, оставались для него незамеченными. В его груди билось неспокойное сердце, и чем ближе подходило войско, тем сильнее было чувство, что что-то здесь не так.
Торвальд знал, что Гриммард был не просто воином, он был символом решимости, всегда впереди своей армии, всегда первым в битве, вдохновляющим своим примером. Но то, что он увидел издали, заставило кровь в его жилах замёрзнуть быстрее, чем мог бы любой мороз. Гриммарда не было среди первых рядов.
Армия приблизилась, ряды воинов стали различимы в туманном белом занавесе. Торвальд всё так же стоял неподвижно. Его суровый взгляд встречал каждое движение. Холод сковывал пальцы, дыхание превращалось в пар, но он не шелохнулся. Он знал, что ничего хорошего эта тишина не предвещает.
Первым к нему подошёл Хьерун, один из ближайших соратников барона. Его лицо было усталым, взгляд тяжёлым. Под его сапогами хрустел снег, а его движения говорили о горе, которое он ещё не успел озвучить. Хьерун остановился перед Торвальдом, посмотрел ему в глаза и молча положил руку на его плечо. Этих простых жестов было достаточно. Торвальд всё понял.
– Как он умер? – спросил Торвальд, его голос был ровным, как лёд, но за этим спокойствием скрывался вулкан ярости и боли.
Хьерун опустил взгляд, на мгновение отвёл глаза, будто не находил слов.
– Он был ранен, – наконец произнёс он с заметным сожалением. – Рана не глубокая, я видел, как он переносил куда худшие. Ему не должно было ничего угрожать.
Он замолчал, а затем, почти незаметным движением, указал взглядом на Торбранда, который шёл позади с повозкой.
