Стискиваю зубы от злости, потому что, кажется, преподать ей маленький урок всё же придётся.
– Не смей учить меня, где быть и что делать, – рычу практически в её губы, крепко прихватив за локти и притянув к себе; девушка морщится, но мне наплевать. – И не делай вид, будто знаешь меня – ты кроме своей башни из слоновой кости ни черта в этой жизни не видела.
Отталкиваю её от себя и вижу в её глазах что-то очень похожее на слёзы; пытаюсь запомнить свои ощущения рядом с ней в эту минуту, чтобы потом, когда снова вздумаю представлять её хрупкое тело под собой, эти воспоминания достаточно отрезвляли. Практически дохожу до входной двери, когда за спиной раздаётся стальной голос.
– Я бы тебя послала, Климов, но вижу, ты только оттуда вернулся.
На губы снова против воли наползает усмешка: блин, а она умеет держать удар. Поднимаюсь в свою комнату и застаю на своей кровати Пуговку, которая усиленно растирает глаза; чувствую себя конченным уродом и нехотя признаю, что отчасти девчонка права – я не должен забывать о сестре. Наскоро принимаю душ и падаю на кровать, сгребая обиженно сопящую мелкую в охапку. Несколько минут мурлычу ей абстрактную колыбельную, пока она окончательно не расслабляется и не засыпает, сменив гнев на милость и доверчиво обняв за шею рукой. Только сейчас до меня доходит, почему они с Кариной спелись – у них обеих есть стальная выдержка и железное упрямство.
Родственные души, мать их.
Бережно прижимаю к себе Пуговку, обещая самому себе исправить всё завтра, и наконец-то проваливаюсь в сон.
28 августа 2019 года, среда
Кажется, у меня начинает ехать крыша, потому что, мало того, что я проснулся в половину восьмого утра, так ещё мерещились голоса. Пытаюсь заткнуть уши подушкой и проспать ещё как минимум до десяти, но не сон словно ветром сдуло. Резко сажусь на кровати, отчего в ушах начинает звенеть, и понимаю, что голос раздаётся не в моей голове, а идёт из ванной.
Судя по всему, мой аккомодант наводила там марафет.
Откидываю одеяло и поднимаюсь, заглядывая в приоткрытую дверь; Карина завязывала хвост, пританцовывая в ритм песни, которая, по всей видимости, играла у неё в наушниках, но меня зацепило не это. На ней была пижама, состоящая из футболки и шорт, которые и шортами назвать язык не поворачивался. Вот она вооружается зубной щёткой и наклоняется над раковиной, и я не могу оторвать глаз от той картины, что разворачивалась сейчас передо мной. В груди моментально полыхнуло огнём, и жар прокатился раскалённым шаром вдоль позвоночника.
– Come on boy, move that body[2], – раздаётся её тихий голос.
Будто дразнит меня.
А я не привык отказываться от того, на что меня провоцируют.
Медленно подхожу к ней, когда она снова наклоняется, и руки сами тянутся к её стройным бёдрам; пальцы впиваются в нежную кожу, и я готов рычать оттого, насколько её тело идеально вписывается в мои объятия.
А вот девушка явно так не считала.
Резко разогнувшись, она задевает головой полку под зеркалом, на которой с протестом звякают ёмкости, и с шипением отскакивает от меня, потирая ушибленный затылок.
– Климов, ты совсем охренел?!
Интересно, её голос так звенит от испуга, или она чувствует то же самое, что и я? Наверняка, второе – её с потрохами сдают начавшие розоветь щёки.
– Естественно... – раздражённо ворчу, потянувшись за своей щёткой и пастой, чтобы хоть чем-то занять руки, покалывающие после контакта с её кожей. – Эти грёбаные «шорты» так призывно обтягивают
