Кошачий айсберг - страница 20
Через минуту или две Галина начала успокаиваться. Достала из кармана фетрового пальто носовой платок в цветочек, вытерла слезы и высморкалась.
– Я филолог по образованию… – снова заговорила женщина. Но голос ее звучал иначе. Он стал тверже и, можно сказать, веселее. Витя даже подумал, уж не лишилась ли она рассудка от горя. – Так вот, я филолог… И, знаете, что интересно… Я только сейчас подумала… слова «сугроб» и «гроб» этимологически родственные… Не правда ли, странно? Я раньше никогда не думала об этом… Может быть разгадку этого кошмара стоит искать в происхождении слова «сугроб». Может быть, наши предки оставили нам скрытое послание в этом слове… Предупреждали нас, что их нужно остерегаться.
– Я не знаю… – ответил Витя, который действительно не мог сказать ничего путного по этому поводу. По русскому языку у него в школе был трояк.
И тут они услышали крик Маши:
– Верка, смотри! Они подходят все ближе!
Витя понял – надо брать себя в руки. И отбиваться от атакующих магазин монстров. Он поднялся и направился к пока еще целой стеклянной двери, отделявшей людей от плотоядных сугробов.
Уже после этого были баллоны с лаком, зажигалки, ведра с растворителями и жаркая встреча снежных гостей магазина «Солнечная улыбка».
6.
Так уж повелось, что снегопад в Петербурге регулярно превращался в бедствие. Вопрос был только в том, сколько оно продлится. Одно дело, когда у тебя пару дней выпадает 20 миллиметров осадков, дует лютый ветер, бесчинствует метель, падают деревья, застревает общественный транспорт, а пробки достигают своего ярко-красного пика. Это еще можно пережить. Но когда такая история длится неделю или две – терпеть это становится все сложнее. В этот раз снегопад продолжался 16 дней.
Несмотря на обещанные щедрые премии работники коммунальных служб выдохлись. И устали не только они – маленькие ловкие импортные тракторы то и дело выходили из строя – их не успевали ремонтировать. А снег все продолжал падать на Петербург – как земля на крышку гроба. В конце концов снегопад прекратился. Синоптики божились, что это надолго. Власти Петербурга молились, чтобы это действительно было так.
Но сразу же после этого сугробы взяли, да и ожили. И вовсе не для того, чтобы самостоятельно добраться до снегоплавильного пункта и превратиться там в грязноватую водичку. Они открыли глаза, увидели людей и посчитали их весьма аппетитными.
Петербуржцам и гостям города повезло, что среди оживших сугробов не было по-настоящему крупных чудовищ. Все они были максимум метра полтора в длину и ширину (они ведь были круглыми) и метр восемьдесят в высоту. Но чаще твари ограничивались более компактными габаритами. Тот сугроб, что откусил Дане руку, вполне мог считаться средней особью.
Обычно, при пробуждении, сугроб стряхивал с себя лишний снег, обретая каплевидную форму, открывал два маленьких какашечных глаза, наугад расставленные на физиономии, и огромный жадный рот.
У одного сугроба глаза появились там, где у людей обычно располагаются уши. И это серьезно осложнило ему жизнь. Чтобы охотиться на двуногих бедняге нужно было постоянно вертеть головой – как птице, высматривающей червей и жуков.
Далеко не все монстры имели белый окрас. Большинство были сероватыми. Попадались и коричневые. Расцветка зависела от того, насколько чистым был снег, породивший их. У многих сугробов на телах присутствовали желтые пятна или полоски – метки собак.