– Идет, Ядвига Карловна, – его голос прозвучал тверже, чем он ожидал. – Где этот ваш чудо-контейнер?
Хозяйка кабинета коснулась невидимой сенсорной панели на столе. Стена с гобеленом бесшумно отъехала в сторону, открыв взгляду Генчика небольшую нишу, облицованную тусклым, как старое серебро, металлом. Там, на антигравитационной платформе, парил он. Контейнер. Длиной чуть больше метра, идеальной прямоугольной формы, без единого видимого замка или стыка. Он был сделан из материала, незнакомого Генчику, – теплого на вид, но излучающего внутренний холод. Изнутри исходило слабое, прерывистое свечение, похожее на дыхание спящего дракона, и едва слышная вибрация, от которой по полу расходились почти невидимые концентрические круги. И запах… Запах озона, смешанный с ароматом первой весенней грозы, первозданной глины и чего-то еще, от чего по спине Генчика пробежал ледяной озноб. Это был запах судьбы, безжалостной и неотвратимой.
– Вот он, ваш бесценный груз, Геннадий, – в голосе Ядвиги Карловны проскользнула нотка, похожая на благоговение. – А это, – она легко, почти небрежно, подвинула к нему тонкий платиновый кейс, – ваш аванс. Остальное – по факту доставки. И помните, Геннадий: этот груз – ключ. От очень многих дверей. И от очень многих замков. Не подведите. Ни меня, ни тех, кто ждет.
Генчик молча кивнул, взял кейс. Невесомый, но содержащий в себе груз ответственности, куда более тяжелый, чем платина и купюры.
– Будет исполнено, Ядвига Карловна. Урюпинск. Пять суток. И пусть все боги и демоны этого и других миров будут мне свидетелями. Или наоборот, пусть лучше не мешают.
В коридоре, уже на выходе, он едва не налетел на безмолвную секретаршу. Она улыбнулась ему одними уголками губ, и в полумраке, пахнущем полиролью для мебели и вечностью, Генчику показалось, что в ее непроницаемых очках на миг отразились два красных уголька. Или это просто игра света на линзах. В последнее время его слишком часто подводили глаза. Или нервы. Вечность – та еще штука, расшатывающая даже самые крепкие организмы.
Глава 3. Карамельное проклятие и горечь несбывшихся затяжек
Едва колеса «Старухи» коснулись раскаленного асфальта за пределами сверкающего ледяного ада бизнес-центра, Генчик первым делом пристроил платиновый кейс в сейф, вмонтированный под спальное место – реликвию тех времен, когда он возил контрабандные алмазы из Антверпена в Стамбул. Аванс был таков, что хватило бы на покупку небольшой банановой республики вместе с ее президентом и всем населением. Если бы не одно проклятое «но», размером с хороший такой чупа-чупс.
Контейнер – это средоточие мирового баланса, по словам Ядвиги, – два молчаливых типа, похожих на ожившие статуи с острова Пасхи, облаченные в строгие костюмы от Армани и с повадками профессиональных гробовщиков, погрузили в фургон с такой благоговейной осторожностью, будто это был не металлический ящик, а сердце умирающего бога. Замкнули на дюжину хитроумных замков, каждый из которых мог бы выдержать прямой удар тарана, и опечатали сургучной печатью с гербом, на котором извивалась гидра, пожирающая собственный хвост. Генчик черканул свою подпись на накладной, выполненной на коже какого-то невиданного зверя, пахнущей мускусом и древней магией. Бюрократия, она и в мире ведьм бюрократия.
Отъехав на безопасное расстояние, где цивилизация уступала место буйной зелени и пению непуганых птах, он свернул на едва заметную лесную дорогу, заглушил двигатель. Тишина, густая и тягучая, как майский мед, окутала кабину. Лишь неумолчный стрекот кузнечиков да ленивый шепот листвы, переговаривающейся о чем-то своем, вечном. И вот оно – мгновение, которого его душа, измученная веками и Ядвигами, жаждала, как умирающий в пустыне жаждет глотка воды. Священный ритуал.
