Он сделал глоток из плоской фляжки, одетой в кожу, и я почуяла крепкий запах с анисово-мятным оттенком.
— Кот ты у нас непростой, это ясно, — хозяин кареты бросил в рот стручок маринованного перца. — Интересно, что в тебе такого. Лечишь хвори? Или предсказываешь погоду?
Он наклонился через стол, всматриваясь в меня совиными глазами, и за его добродушной повадкой проглянуло что-то такое, от чего я вновь ощутила на себе мертвящее дыхание стужи.
— Нет, разумеется. Предсказатель не сбежал бы в метель. Может, тебя бросили? Такого красавца?..
Рыжий отдёрнул занавеску на окне.
Лучше бы он этого не делал!
Мело так, что непонятно было, день снаружи или ночь. Снежные твари бежали вровень с каретой и весело скалились, поворачивая к нам морды.
Мгновение я крепилась, потом решила, что кошке позволительна непосредственность чувств, и зарылась под тяжёлую шубу.
— Э, дружок. Ты, я вижу, совсем домашний. Не бойся, вылезай, их уже нет, — рыжий прикрыл занавеску. — Ты словно и на севере не жил.
Не теряйся, Карин, сказала я себе. Ты кошка. Веди себя, как кошка. Сделай вид, что шуба тебе интереснее всего на свете.
Шуба и впрямь была диковинной. Мех ворсом и подшерстком походил на волчий, но лежал пышно, как у лисы или песца, переливаясь драгоценным серебром. Модницы, приезжающие в Свеянск, полжизни бы отдали за такое сокровище.
— Нравится? Это полярный волк. Редкий в наше время зверь. Редчайший. Не могу похвастать, что добыл его на охоте, да я и не любитель. Эту шкуру мне подарили, когда я впервые приехал в Йагунский Приют Зимы как Фрост.
Фрост?
Граф Даниш-Фрост?!
Протектор Приютов Зимы. Повелитель льдов и морозов. Владыка зимней стихии.
Тот, кого называют Белым Графом.
Кто же ещё? Он чувствовал печать богини и видел снежных духов, его карета летела сквозь непогоду, как салазки с горы...
И всё же странно. В поэме «Нашествие ланнов» сказано, что у тогдашнего Белого Графа «парой сапфиров сияли глаза» и «волосы вьюгой по ветру вились, белые, точно снега». Когда мы её проходили, в «Вестях со всего света» как раз появилась гравюра: старый король в обществе трёх других ригонских владык стихийных сил. Я высмотрела графа Даниша-Фроста, благородного вида мужчину под сорок, и моё воображение легко превратило его в героя поэмы — с глазами-сапфирами и волосами, как снег.
С тех пор прошло лет десять. Король у нас новый. Почему бы не быть новому Белому Графу?
Подумать только — владыка зимы потчует меня творожком!..
— Незадолго до моего приезда, — продолжал рыжий Белый Граф, — у ворот Приюта умер старый волк. Его шкура была жёлтой и облезлой, но я не стал отказываться. Мне было всего двадцать два, и я подумал, что доха из полярного волка придаст мне солидности.
Он явно соскучился в одиночестве и был рад слушателю, пусть и безгласному.
— Всю зиму я держал шкуру на снегу, на морозе, напитывал силой, пока она не ожила и не заблестела. Летом блеск тускнеет, зимой возвращается. Но сейчас не то, сам видишь.
Я не видела. По-моему, шуба была великолепной! И жаркой, как печь.
После еды клонило в сон, и под негромкий голос графа я позволила себе задремать.
Когда открыла глаза, показалось, что ветер снаружи стал тише. Столик с закусками исчез, а мой высокородный попутчик читал книгу.
Какой он всё-таки рыжий. Летний. Даже кожа лёгкого коричного оттенка. Не потому ли новый Белый Граф плохо справлялся с морозами, что ещё не стал человеком зимы? Белого в нём всего одна прядь. Может, с годами весь побелеет — и глаза сделаются синими.
