The Venue тоже был обставлен со вкусом и без излишеств, впечатление довершал проигрыватель с грампластинками в углу и абстрактная живопись вперемешку с плакатами Led Zeppelin и Deep Purple на стенах. Гамбургер на тарелке, поданный по всем правилам искусства, заставлял усомниться в реальности происходящего ещё больше, чем кофе и чизкейк из Slice. Здесь говорили уже не об экзаменах и книгах, а о многомиллионных контрактах, новых проектах ООН и ЮНИСЕФ, политических сделках и сенсационных статьях, которые должны были выйти со дня на день. Сюда приходили на переговоры, на интервью, и, о ужас, на свидания. Впрочем, двор выглядел самым что ни на есть афганским: гранатовые деревья, розы, тутовник и над всем этим – небо небывалой синевы. Ресторан был порталом в какую-то параллельную реальность, где кончилась война, прекратились взрывы, а Кабул взял всё лучшее от Запада и ловко интегрировал в свою повседневную жизнь.
Именно там одним недобрым вечером, предгрозовым и жарким, мне довелось увидеть одного из самых необычных в моей жизни людей. Позже, когда я буду в университете рассказывать, что есть, мол, в Кабуле товарищ, который живёт вот так (перечень поступков), а выглядит вооот так (вот вам фото, полюбуйтесь), меня будут спрашивать:
– И он ещё жив?!
На момент нашего знакомства этот персонаж обладал весьма спорной репутацией, хотя был довольно знаменит и входил, скажем так, в пятёрку самых знаменитых афганских военных корреспондентов (хотя, в принципе, все афганские журналисты были в каком-то смысле военкорами, даже если писали для журнала «Сад и огород». Такова была реальность – люди жили в войне, как саламандры в огне).
Я потом видела в сети его фото: на военной базе в Гильменде, в кузове армейского джипа, на аэродроме в Шинданде, на заставе в Бадахшане. И знаете, что? Человек был явно счастлив, освещая эти локальные бои, и всем своим видом как будто отрицал близость опасности и смерти. Я до сих пор храню в телефоне фотографию, где он улыбается на фоне вертолёта с афганским триколором на борту.
А тогда, в июне 2017-го года удивительный человек в рваных джинсах и футболке с Че Геварой устроился на диване поудобнее, закурил, и в клубах табачного дыма начал одну из военкорских баек:
– Я вошёл в Кундуз вместе с американскими коммандос. Они тогда как раз взяли город…
– Который раз взяли? – пискнул автор этих строк, хорошо помнивший, что Кундуз недавно переходил к талибам71 как минимум дважды.
В глазах афганского Че засветилось любопытство.
– А ты умная, да? – он улыбнулся и подмигнул.
В тот момент меня осенило: вот оно. Вот такую жизнь мне хотелось бы прожить. Прости, Красный Крест, но вдруг я всё-таки не твой переводчик? Я хочу фото из Гильменда, чтобы на шее у меня был фотоаппарат, а за спиной – вертолёт, и чтобы я улыбалась вот так, а жизнь была полна до краёв. Говорят, я неплохо пишу, так что, может быть… Иншалла…
Правда, мне понадобится ещё пара лет, чтобы набраться храбрости. Потом уже будут впечатлившие меня Хэмингуэй72, Роберт Капа и Герда Таро73, Артём Боровик74, Славин из «ТАСС уполномочен заявить…»75 и Фаулер из «Тихого американца»76. Я буду спать в Бейруте, накрывшись ковром в холодном номере отеля, любоваться на празднование годовщины Исламской революции в Тегеране и фотографировать митинги в Бишкеке.
С тем военным репортёром, одним из самых необычных людей в моей жизни, меня свяжет одна из самых необычных в моей жизни дружб, но это уже совсем другая история.
