На ногах у меня были кеды на толстой рифленой подошве – они казались достаточно прочными, но море тараканов разрослось настолько, что они шли волнами и продолжали сыпаться из замочной скважины, как если бы кабинет кишел бы этими тварями до самого потолка. Я набрала воздуха в грудь и приготовилась бежать по хрустящему месиву. Но едва моя нога рухнула на их усатые головы, размазывая хитиновые тельца по линолеуму, они кинулись врассыпную. Я почувствовала копошение возле лодыжки: десяток-другой мерзких тварей заползли в ботинок и щекотали сквозь носок.
Я бросилась наутек.
Силясь не обращать внимания на зуд в лодыжках, я неслась по коридору, думая лишь о том, как выбраться из школы, напрочь забыв о Михал Саныче и о том, что он, возможно, заперт или уже съеден рыжей ордой. Лишь на мгновение я обернулась, чтобы оценить, далеко ли мне удалось оторваться от преследования, и тут же смачно врезалась во что-то костлявое, ойкнувшее и упавшее рядом со мной.
Из глаз у меня посыпались белые звезды, я схватилась за лоб и только тогда сквозь слезы увидела Нинку: она тоже терла голову и растерянно смотрела по сторонам, будто до сих пор не поняла, откуда пришелся удар.
– Нино! – воскликнула я, и в висках у меня зазвенело.
– Мороз? – Нинка прищурилась. – А ты здесь что забыла?
Что я должна была ответить? Уж точно не правду. Зуд в ногах прошел, и на мгновение я почти поверила, что мне все привиделось. В ботинках моих больше никто не копошился, и нигде вокруг не было заметно ни одного таракана.
Но не могла же я все это придумать?
– Хотела домашку Санычу сдать, а его нет, – объяснила я, поскольку Нинка все еще таращилась на меня в ожидании ответа.
В ее бледно-серых глазах мелькнул страх. Но чего она испугалась? Что я сдам ее Алине?
– Он ушел, – пояснила Нинка, имея в виду Саныча. – Я… тоже его искала. Но не застала.
Глаза ее говорили что-то еще, что-то, что нельзя было произносить вслух. Я заметила, как ярко проступили веснушки на ее белом от страха лице, и тогда мне подумалось: а если она тоже видела? Если она…
– Слушай, Нино, – начала я решительно, – а почему ты сегодня?..
– Тсс, – она приложила палец к губам. – Не здесь. Здесь нельзя. ЭТО услышит.
Видимо, в моих глазах еще светился тот ужас, от которого я бежала по коридору, ничего не видя. И Нинка знала, ЧТО я видела. Потому что она тоже столкнулась с ЭТИМ.
Мы кое-как поднялись, потирая ушибленные места, и, не сговариваясь, побрели к лестнице. Там, на пороге мимо меня пробежал маленький рыжий таракан, и я непроизвольно зажала рот рукой.
Нинкин взгляд тоже проводил мелкую тварь, и она бесцветным тоном сказала:
– Идем. Поговорим по дороге.
Никогда прежде мы с ней не разговаривали о чем-то личном. Нинка стала изгоем почти с первого дня в новом классе. После того как наябедничала, что Алина списывает. Тогда и Алине, и Тане-Танку поставили по «паре», но злость обеих обратилась не друг к другу, а упала черной сетью на Нинку.
С тех пор мало что изменилось.
Мне Нинка не мешала: я не списывала, а мои ошибки даром никому не сдались. Но говорить нам было не о чем, да и не хотелось мне демонстративно идти против всего класса. По крайней мере, до сегодняшнего дня.
Пал Палыча видно не было, но в его подсобке ревел телевизор в унисон с раскатистым храпом. Мы с Нинкой незаметно выскочили из школы и побрели к спортивной площадке, где можно было посидеть и поговорить наедине.
