Читать онлайн Карина Вальц - Кошмарные сны Зои Орловой

Самая легкая фаза сна.

Точка входа, где начинается переход в более глубокий сон, но человек все еще легко может проснуться от окружающих шумов.

Нам надо поговорить. В доме.

Сколько жизней перевернула столь банальная фраза! Но, услышав ее от бабушки, Зоя неладного не заподозрила, проводила Любовь Константиновну задумчивым взглядом, отмечая легкость походки, и осталась на веранде, поглядывая на алую по случаю заката вершину Юнгфрау. Все-таки бабушка знала толк в прекрасных для жизни местах. А Зоя, пусть и отличалась от большинства людей, все же умела распознавать настоящую красоту и ею любоваться.

Важный разговор, точно!

Еще раз глянув на уже потемневшую горную вершину, Зоя поднялась, лениво потянулась и отправилась в дом. Любовь Константиновна обнаружилась в кабинете, доставала из сейфа тяжелые на вид папки, плотно забитые бумагами и фотографиями. Бабушке не так давно стукнул девяносто один год, она не воспринимала информацию на электронных носителях, хотя Зоя не раз и не два пыталась показать ей плюсы прогресса.

— Речь пойдет о вашей матери, — сообщила Любовь Константиновна и устроилась за столом. Морщинистые руки легли на тяжелые папки, словно бабушка пыталась эти папки защитить от Зои. Или… хотела защитить Зою от содержимого папок.

— Об Ангелине?

Она переспросила, потому что удивилась. Сильно.

Слово «мама» в их семье всегда было под запретом. Никто и никогда не обсуждал Ангелину Орлову-Герасимову, никто не произносил ее имя всуе, и все вопросы о ней остались в далеком детстве, когда еще можно было спросить что-то по глупости. Все, что Зоя и ее сестра знали о матери, укладывалось в десяток сухих строк: Ангелина Орлова-Герасимова была поздним и долгожданным ребенком, бабушка родила ее в сорок шесть лет. Это наложило отпечаток на Ангелину, девочку носили на руках, ей не перечили и никогда не отказывали. Бабушка еще пыталась в силу характера, а вот более мягкий дедушка дочь боготворил.

И в какой-то момент избалованная Ангелина свернула не туда.

Забросила учебу в университете Глетчерхорн, хотя являлась потомком одаренных виаторов и унаследовала бабушкин талант мыслителя, что само по себе пропуск в мир, полный возможностей и путей реализации. Чужие сны, чужие мысли и идеи… для мыслителя мир снов огромен и почти ничем не ограничен. Но Ангелину не интересовали какие-то там сны, великие цели, внедренные мысли, кошмары или паразиты сознания, она болталась по Европе, била татуировки в самых разных местах и дружила с панками, хотя семидесятые к тому моменту давно закончились. Эту часть жизни Ангелины бабушка всегда описывала максимально сухо, да и делала это в последний раз лет двадцать назад, а тогда Зоя плохо представляла, что за звери эти загадочные «панки».

Ребячество обернулось для Ангелины банально: однажды она принесла в подоле новорожденную Зою. Это по меткому выражению бабушки, нравилась ей эта фразочка. Отец Зои, возможно, один из тех самых страшных панков, так и остался неизвестным, и никому не хотелось узнать его личность. В первую очередь этого не хотелось самой Зое. Итак, Ангелина скинула младенца на мать и вновь исчезла, чтобы через пять лет заявиться с очередным младенцем. В подоле, разумеется. К тому моменту дедушка счастливо отбыл в мир иной (женские разборки всегда были ему в тягость, оттого и помер, если верить бабушке), а сама Любовь Константиновна с дочерью не общалась. Но младенца приняла, деваться было некуда.

А потом Ангелина пропала.

Тогда Зое было около двенадцати лет, а ее сестре не больше семи. Зоя толком не знала, как выглядит Ангелина Орлова-Герасимова, но все равно раз за разом о ней спрашивала, потому что так делают нормальные дети – проявляют любопытство, а когда-то Зоя была нормальной, по ее воспоминаниям, в двенадцать лет точно была. И однажды бабушка сухим тоном сообщила: Ангелина не вернется. Примерно тогда все разговоры о ней и закончились.

— Летом две тысячи седьмого года ее убили, — деловито сообщила Любовь Константиновна, словно рассуждала о падении акций на мировом рынке. — Это произошло на территории, принадлежащей семье фон Регенсберг.

Зоя слушала молча, впитывала информацию и ждала, куда история приведет.

Хотя в глубине души уже догадывалась.

— Я узнала об этом не сразу, — продолжила бабушка. — Видит бог, Ангелина часто пропадала, наши отношения всегда были натянутыми и портились из года в год. Летом две тысячи седьмого года она перестала выходить на связь, но по-настоящему волноваться я начала только следующей весной. Оказалось, никто давно не видел Ангелину, даже ее так называемые друзья, вся эта непутевая шваль с татуировками… Последний раз ее заметили на Ибице, предположительно в компании одного из фон Регенсбергов. Это случилось в лето ее исчезновения. Тогда и пришло понимание: с моей дочерью стряслась беда. Пусть и запоздало, но я организовала поиски, которые ничего не дали, ведь прошло много времени. А примерно через год после исчезновения Ангелины я отчаялась настолько, что пошла на крайние меры. На извлечение.

Зоя напряглась, чувствуя подвох.

Дело в том, что извлечение бабуля не могла провернуть самостоятельно.

Она, как и все ее предки, относилась к cogitatio, мыслителям, а они не способны на материальный контакт с миром снов. Удел мыслителей – воровство мыслей или их внедрение, кошмары и возможность как запереть человека в собственном сне, так и вытащить его из глубокой комы, даже из Гипноса – опасного центра сна. Мир снов для них что-то вроде парка, по которому можно прогуляться и посмотреть всякое, не опасаясь страшных последствий в виде глубокой комы и потери личности в Гипносе. Такая угроза существует, конечно, но мыслители хотя бы могут ей противостоять. Они – сильнейшее большинство, основа виаторов, в их руках самая мощная сила, их возможности поражают воображение, но извлечение им недоступно.

— Кто-то извлек ее тело, — медленно сказала Зоя, обдумывая услышанное.

— Учитывая нашу историю с фон Регенсбергами, я надеялась, что Ангелина может быть жива. Просто не свободна. И извлечение было единственным шансом спасти ее, если это так. Глупая надежда безутешной матери… — бабушка покачала головой, словно корила себя за подобную глупость. Зная Любовь Константиновну, Зоя небезосновательно полагала, что так оно и было. В их семье не почиталась излишняя эмоциональность. — Но Ангелина оказалась мертва. Более того, мертва уже давно, извлечь удалось в основном ее кости.

Кости, вот оно. Тот самый подвох.

Много земли, дождливая ночь, пронизанная необъяснимым страхом, мертвая плоть на дрожащих детских пальцах, запах, который ни с чем не спутать, от которого желудок выворачивается наизнанку и дышать больше не хочется… хочется спрятаться, исчезнуть, забыть. Так выглядел личный кошмар Зои, ее больная фантазия, сломавшая что-то внутри, во многом определив жизнь и личность.

Или не фантазия?

В глубине души Зоя знала, что ночь была реальной, пусть и запомнилась смазанной фантазией. Страхом, что впитался в подкорку. Паразитом, что застрял в голове двенадцатилетней девочки и отравил ее сознание, изменил навсегда без возможности восстановления. Но объяснение лежало на поверхности: в незащищенное подсознание маленькой Зои кто-то влез.

— Бабушка…

— Не задавай пока вопрос, который хочешь задать. Для начала послушай.

Любовь Константиновна начала рассказ, полный исторических событий и подробностей, о которых Зоя слышала впервые. А ведь речь шла о ее семье! О бабушке. Зоя всегда знала, что она личность скрытная, и это мягко сказано, но скрывала Любовь Константиновна больше, чем Зоя могла вообразить.

И это с ее-то больной фантазией.

Все началось даже не с бабушки, а с ее матери, графини Софьи Орловой.

Софья происходила из влиятельной русской семьи, в которой рождались исключительно мыслители, весьма сильные по любым меркам. Времена диктовали свои правила, Софье полагалось не засиживаться в девицах и выбрать в супруги одаренного виатора, ведь каждое поколение должно быть сильнее предыдущего. Тогда это было важным настолько, что девицу могли выдать замуж в один миг, подыскав ей равного виатора, и неважно, если девица эта – русская графиня, а ее будущий супруг – африканский король. Мнение светского общества значило меньше, чем миссия виаторов.

Но Софье африканский король не грозил.

Желающие заполучить русскую красавицу выстраивались в очередь, и одним из них стал Улрих фон Регенсберг. Его семья считалась одной из самых древних и видных в Европе, но, как это часто бывает с подобными семьями, их история была окрашена скандалами. И кровью невинных. Фон Регенсберги поднялись за счет охоты на ведьм. Под знакомым названием у виаторов скрывался свой мрак: гонение и целенаправленное уничтожение материалистов, что началось еще в пятнадцатом веке, а закончилось на стыке девятнадцатого и двадцатого.

Софье претила мысль связываться с человеком, чья семья возглавляла охоту на виаторов, своих же, о чем она, будучи девушкой смелой и отчаянной, заявила Улриху фон Регенсбергу в лоб. Он ушел, несолоно хлебавши, но обиду затаил, считал себя смертельно оскорбленным. Или все последующие события можно назвать обычным совпадением, но кто в такое верит?

Софья вышла замуж и думать забыла о швейцарском горном замке, который расписывал ей Улрих, да и самого Улриха вспоминала нечасто, это был мелкий эпизод ее жизни. Но Российскую Империю пошатнули небезызвестные события, молодой графине пришлось бежать в Европу, где жизнь девушки изменилась. Бежала она беременной и в одиночестве. Конечно, другие виаторы ей помогли, но остаться без поддержки семьи трудно, тем более для тепличной графской дочери Софьи. Она была достаточно бойкой, чтобы отказать завидному жениху Улриху, находясь в своем доме под защитой семьи, но недостаточно хваткой, чтобы устроиться на чужбине.

Жизнь складывалась сложно, то и дело возникали трудности, порой на ровном месте. Софью пытались выдать замуж снова, аргументируя это ее сильным даром, который не может пропасть; к ней наведывались из Комиссии, чтобы проверить, как она справляется с ребенком – ценностью для будущего поколения виаторов. Софья даже не знала, что такие проверки существуют… зато точно знала, что в Комиссии не последнее место занимал Улрих.

Поначалу ей не верилось, что человек способен на пакости годы спустя, но после очередного визита Комиссии отрицать очевидное стало глупым. Воспитание не позволило Софье скатиться до жалоб, юную графиню учили терпеть, быть выше, и каждый раз она высоко поднимала голову и шла дальше. Как умела, пусть и плача по ночам в подушку от тоски и усталости. История противостояния могла закончиться прямо здесь, но она сделала резкий поворот и двинулась дальше.

К дочери Софьи.

Любовь Константиновна, а в те времена просто Люба, рано осталась без матери, которая не смогла пережить всех бед и не сломаться. Жизнь в чуждой Европе была для Софьи невыносимой, а тут еще мстительный Улрих щедро подкидывал проблем. Глядя на мать, Люба росла железной и всегда знала, что лучше нее самой никто ее жизнь не построит. Люба без проблем поступила в университет Глетчерхорн в Швейцарии, хотя все ее предки-женщины учились исключительно на дому, ведь так было положено. Но времена изменились, и Люба блистала в университете шесть курсов как одна из лучших мыслителей. Она была звездой.