Косотур-гора - страница 11

Лизавета мгновенно соскользнула с коленей «женишка» и, вильнув гибким станом, подошла к двери, прислушалась. Затем легко проскочила по ступенькам и медленно пошла по столярке, поведя рукой по шершавой стене. Ощупав стену, она коснулась лица парня. Хотел схватить её, стиснуть, но неожиданно и громко, с издевкой она произнесла:

– Кошка! Блудня…

Опомнился Степан только под утро. Накрывшись с головой одеялом, он не сомкнул глаз. Перед ним маячила полуобнаженная Лизавета, и голос её звенел дразнящим смехом: кошка! Блудня! Кошка блудня! Он до рассвета тешил себя ожиданием – не могла же не узнать его, и вот придет, начнет оправдываться… Затем он начал гадать: когда, зачем и каким образом оказался здесь отец Михаил. «Не прелюбодействуй!» – учил он, но сам-то? Как же? Ты же был другим, сызмальства твердил нам всем: и Соне, и Маньке, и мне с Лаврухой, Генке, Инокентию о воздержании от светских развлечений, от плотских утех, о жестокой каре за пьянство, за грехопадение! «Кошка, блудня!» «Не греша не спокаешься!» А как понять слова твои: «Похоть плоти – похоть очей твоих!», «Гордость житейская не есть от отца, но от мира сего…» А как же с Великим постом, как с винищем?

Едва забрезжил рассвет, Степан поспешно оделся. Напоил Серка, побросал мешки в амбарушку, торопливо запряг. И погнал! Всю дорогу понуждал Серка кнутом. Мерин недоуменно ржал, косил глазом на возницу и срывался в крупную рысь.

– Шалава! Коня загнал! – кричал отец, когда Степан въехал в ворота, и опоясал сына чересседельником. – Работнички, мать вашу в печенку! – бушевал Алексей Поликарпович, водя Серка по двору. – Уйди с глаз моих, запорю!

С тех пор между отцом и сыном легла борозда. Но после откровения Степана за столом борозда превратилась в пропасть, через которую не враз перешагнешь…

Года четыре тому назад горный инженер Николай Модестович Векшин приехал на давно ставший казенным Косотурский завод с завода Обухова, что в Санкт-Петербурге.

Неожиданные сборы отца в дорогу его дочь Таня встретила спокойно, хотя и поняла: уплывала в призрачную даль мечта…

Николай Модестович предполагал, что от него решили избавиться, но дочери объяснил: переводят с повышением – раз, во-вторых, в горном округе будет прекрасная практика, и не в его характере от этого отказываться, в-третьих, она преспокойно может продолжать учебу на женских курсах^>7 – материально её он обеспечит.

– Бедный ты мой папка! – сказала она, обнимая отца. – Я понимаю, в столице тебе была обеспечена карьера, и чего ради тащиться в глухомань? Ты что-то от меня скрываешь?

После смерти жены единственной радостью в жизни Векшина была его дочь. Он ни минуты не мог представить себя там без неё, и исподволь начал готовить себя к длительному одиночеству. С какой стати Танюша станет менять столицу с её театрами на какой-то заштатный Косотурск? Можно ли сравнить дикую природу с Петербургскими проспектами?

Его угнетало чувство не до конца исполненного долга перед дочерью, но в конце концов, думалось ему, найдется подходящий человек, и упорхнет она из дому. И вот через год его одиночеству пришел конец. Приехала!

В ведении помощника инженера округа, каковым являлся Николай Модестович, было еще около пяти казенных заводов. Он часто отлучался, решая вопросы снабжения заводов металлургическим сырьем.

Татьяна поступила на службу в горно-заводское училище. В отличие от реальной – классической гимназии, это учебное заведение давало общее образование, приспособленное к практическим потребностям заводов округа, и способствовало техническим познаниям. В училище принимались юноши всех сословий, но охотнее всего шли туда отпрыски служащих из технического персонала, и не лишенные способностей дети из низов. Учила она ребят русской истории. Отец о работе дочери в заводском училище отзывался с одобрением, и как-то пошутил: