Больше всего мне нравились морские пейзажи. Сразу вспоминался наш отпуск на море. «Вот бы снова туда поехать!» – думал я, глядя на огромную голубую волну и вспоминая, как купался в тёплом море и строил песчаные крепости. И не любил натюрморты. Потому что живот начинал голодно урчать, когда я смотрел на эти фрукты и бутерброды на белых скатертях картин. Поэтому я сразу звал родителей в кафе за румяной булочкой или менее живописным куском хлеба с колбасой, чем тот, что я только что видел на картине. А когда я уже был сыт, рассказывал папе и маме, что точно бы мог нарисовать эту вкусную сосиску в тесте на фоне голубой занавески рядом со стаканом яблочного сока.
Я мечтал быть настоящим художником и рисовал везде и всегда. Для практики. Как-то раз показалось, что цвет нашего дома не подходит названию улицы, на которой мы живём. Улица Зелёная, а стены почему-то серые. Тогда я решил исправить это досадное недоразумение. Взял мелки и начал закрашивать ими некрасивые кирпичи. Из серых они стали превращаться в зелёные. Потом в красные. Потому что зелёный быстро закончился. Потом в синие. Потом в жёлтые. Когда я исписал все свои мелки, дом определённо стал радостней. А проходящие мимо соседи почему-то нет.
Вечером об этом узнала мама, и состоялся долгий серьёзный разговор. Я повторял, что сделал это не специально. Точнее, специально. Я делал этот мир красивей и ярче. Это же искусство, про которое рассказывали в музее. Каждый художник должен оставить свой творческий след. Мама же отвечала, что искусство нужно для того, чтобы вызывать у людей радостные эмоции. А если они отрицательные, то это скорее вредительство. И мы пошли оттирать эти творческие следы со стены. Тогда я узнал, что рисовал не обычными мелками, а восковыми, и смыть их не так легко. Тереть пришлось два дня и не просто водой с тряпкой, а каким-то специальным растворителем.
После этого случая я даже хотел завязать с творчеством, и в голове перебирал профессии, придумывая, кем бы мог стать вместо художника. Но на седьмой день рождения бабушка подарила мне мольберт! Настоящий! Как у взаправдашних художников: высокий, трëхногий, пахнущий деревом. Ещё новые краски, палитру и набор кисточек.
Теперь я точно оставлю след в искусстве! Нарисую шедевр, который повесят в каком-нибудь зале картинной галереи! И он будет вызывать радостные эмоции. И стирать его потом не придётся. Яркий и чёткий след.
Я залез в мамин шкаф, нашёл там берет, пахнущий её любимыми духами, натянул его на голову и подошёл к зеркалу. На меня смотрел ещё никому не известный художник. Ну как никому – мне-то очень знакомый. Да и весь двор дома номер пять на Зелёной улице его знает: Павел Бекасов, 7 лет. На будущего известного творца удивлённо смотрел из-под стула кот Батон.
– Это я, Батон. Не узнал? – улыбнулся я коту.
Чего-то не хватало. Я открыл чёрную баночку краски, сунул туда палец и провёл им под носом от ноздрей к щекам. В зеркале появилось уже менее знакомое лицо. Усатое, но такое же довольное.
«Так-то лучше!» – подумалось мне. Но продолжало казаться, что чего-то не хватает.
Батон вылез из-под стула и теперь осторожно обнюхивал усатого незнакомца.
– Ну что, Батон, готов творить? Ну и натворим же мы с тобой сейчас чего-нибудь шедеврального!
Рассматривая себя в зеркале, я задумчиво произнёс вслух:
– Всё равно чего-то недостаёт… Вдохновение! Вот что мне нужно! – вскрикнул я. – Батон, надо найти вдохновение! У каждого художника оно есть!
