– Панас! Я про забавы тебя спросил… – потерял терпение юноша.
– Забавы? – очнулся Чгун и огляделся вокруг невидящим взором. – Да какие, панич, на Сечи забавы? – с досадою пробасил козак. – Разве добыча зверя да рыбы? Ну, ещё молодые козаки затевает скачки об заклад, стрельбу по фигурам и рубку на тупых саблях. А сивочупринное, степенное рыцарство любит, лёжа на боку, курить тютюн, играть в кости да слушать лирников, а не то нанятый вскладчину хор церковных певчих. Да, вот ещё: в воскресные дни, после праздничной церковной службы, курени, затевают на майдане промеж себя многолюдный кулачный бой, в коем, ежели ты лантух185, то могут приколотить и до смерти…
Молодой поляк не нашёлся что сказать, услышав о таком сомнительном увеселении, и только удивлённо покрутил головою.
– Да наперёд говорю паничу, меня в кулачном бою на Сечи ещё никто не одолел! – тут Панас не без гордости показал Яну свой чудовищный кулак.
Здесь до Януша начало доходить, что простоватый с виду запорожец, которого он уже было записал в дурни, ничего полезного ему не поведал.
– Ты бы, Панас, рассказал о статутах186 принятых в Войске! – желая навести козака на нужную материю, сказал Ян с некоторой досадою.
– Так то паничу до Ша́мы надобно, бо вин у нас голова, и ему решать, шо́ паничу можно рассказать, – довольно усмехнулся Чгун.
Януш, мысленно посулив тугому запорожцу чёрта, пришпорил коня и, догнав Шама́я, едущего в челе, обратился к нему с тем же.
«Голова», которому молодой поляк глянулся, внимательно посмотрел на тонкую шею Яна с выпирающим кадыком, перегнулся в седле и достал из сумы пресную лепёшку, завёрнутый в чистую тряпицу изрядный шмат сала и вяленого леща размером с полено. Дух от сала с чесноком, смешанный с острым запахом солёной рыбы пошёл такой, что у поляка рот тотчас наполнился клейкой слюною.
Отхватив кинжалом добрый кус сала, Шама́й накрыл его лепёшкою, приложил рыбу, и без слов протянул всё это паничу.
Юноша, поблагодарив, поднёс было руку ко лбу, но вспомнив, что и креста католического уж нет на нём, смешался и сделал вид, что поправляет шапку.
Шама́й усмехнулся в ус и медленно заговорил, подбирая польские слова:
– Кош Низовой – суть Войско Божье Запорожское, в корене своём имеет козаков запорожских…
– А как вступают в козаки? – давясь и с трудом прожёвывая, спросил Януш.
– Вступить, панич, можно только в говно. В козаки не вступают, поступают на Сечь, в Войско. Козаком не можно сделаться, козаком надобно родиться, ибо козак – это кровь, племя то бишь, таковое же как, к примеру, лях либо литвин. Уразумел?
– А откуда вышли козаки запорожские?
– Откуда вышли? – Шама́й неожиданно расхохотался, так, что ехавшие сзади и тихо напевавшие песню запорожцы удивлённо замолчали. – Из тех же ворот, что и весь народ! Матерь от козака родила…
– А те козаки, что по всей украинной Руси, по всем южным воеводствам живут, с вами, с запорожцами, единокровны? – бубнил набитым ртом юноша.
– Мы одной матери дети… но… – Шама́й нахмурился, и тень набежала на его лик, – братья наши на волости, сделавшись оседлыми и начав кровь мешать с кем ни попади, из воинов переродились в земледельцев, скотоводов и торгашей, – Шама́й презрительно сплюнул. – Бабиться с жёнами, торговать, пахать землю и пасти свиней – не дело рыцарства. На Запорожье уважение зависит не от величины добра, а оттого, коим образом оно тебе досталось.
