Муса-Гаджи похвалил крепкие стены, приметил бревна, лежавшие наготове, и сказал, что приехал в самое время.
– Рано еще бревна класть, – покачал головой Чупалав.
– Если мы сегодня закончим последнюю стену, завтра можно и перекрыть, – предложил Муса-Гаджи.
– Зачем так спешить? – удивился Чупалав. – Что люди скажут? Не успел гость приехать, а его уже работать заставляют.
– Что это с тобой? – усмехнулся Муса-Гаджи, снимая черкеску и закатывая рукава рубахи. – Если бы мы боялись того, что скажут люди, тебе бы не для кого было строить дом.
– Хотя бы отдохни с дороги, – уговаривал Чупалав. – Расскажи, как там, дома?
– Расскажу, – пообещал Муса-Гаджи, поднимая большой камень и ставя его на подходящее место. – Работы тут хватает, так что успею рассказать, что было и чего не было.
Работа пошла быстрее, и теперь им помогала Аминат.
– Позови лучше детей, – сказал жене Чупалав. – Каждый должен заниматься своим делом.
– Пусть покатаются, – улыбался Муса-Гаджи. – Я ведь помню, как ты первый раз дал мне прокатиться на своем коне. Я чувствовал себя таким героем!
– Я сама справлюсь, – поддержала Мусу-Гаджи Аминат. – Им тут и поиграть толком не с кем.
Муса-Гаджи рассказал Чупалаву, что родители его живы и здоровы, в ауле все спокойно. Ничего плохого не случилось, кроме того, что приезжал Шахман с удивительными товарами и расписывал, как хорошо будет горцам, если они примут сторону Надир-шаха.
– Этого мерзавца? – возмутился Чупалав, хорошо знавший, что собой представляет владыка Персии, и хорошо помнивший, что творили его вояки.
– Разговоры Шахмана людям не понравились, – продолжал Муса-Гаджи.
– А Шахман – что? – спросил Чупалав.
– Его дела теперь плохи, – сообщил Муса-Гаджи. – Его изгнали из Андалалского общества.
– И куда же он делся?
– Не знаю, – ответил Муса-Гаджи, начиная новый ряд. – Может, к шаху подался.
– Надо было вообще убить предателя, – с тревогой в голосе сказал Чупалав, начав обтесывать новый камень. – Народ должен быть как стена: чтобы ни одного камня нельзя было вынуть. Иначе все может рухнуть.
Они трудились до позднего вечера и устали так, что даже хинкал, приготовленный Аминат, валился у них из рук.
Муса-Гаджи принялся за дело на рассвете, пока Чупалав еще спал. Проснувшись и обнаружив Мусу-Гаджи почти заканчивающим стену, Чупалав был смущен и озадачен:
– Что с тобой? – спросил он. – Куда ты так торопишься?
– Никуда, – ответил Муса-Гаджи, хотя было заметно, что он что-то недоговаривает.
– Меня не проведешь, – улыбнулся Чупалав. – Говори, в чем дело?
– Бревна положим – потом скажу, – загадочно произнес Муса-Гаджи.
– Ну, как знаешь, – сказал Чупалав и тоже взялся за дело.
К вечеру бревна стояли на месте.
За ужином Муса-Гаджи по-прежнему загадочно улыбался, а Чупалав ждал, когда же друг, наконец, откроет ему причину своего приезда.
– Ну давай, выкладывай, – не выдержал Чупалав.
Но Муса-Гаджи все тянул, не решаясь начать, пока Аминат не прыснула со смех у.
– Что тут непонятного? Жениться он хочет!
– А ты откуда знаешь? – удивился Чупалав, поглядывая то на жену, то на друга.
– По глазам вижу.
– Правда? – подступал к другу Чупалав. – На ком?
– Ну, есть одна девушка, – признался Муса-Гаджи, густо покраснев.
– Это ты правильно решил, – одобрил Чупалав. – Только смотри, чтобы родители были согласны, а то…
– А то стану твоим соседом? – улыбнулся Муса-Гаджи. – Я не против.
– Так согласны или нет? – допытывался Чупалав.
