– Тогда за Федю, я его тоже очень-очень люблю, – не растерялась Ирини.
Но и за брата нельзя. Такая жалость! Мама обещала, что, когда Ирини вырастет, то обязательно встретит кого-нибудь похожих на папу или брата. Федя был здоровый и на ее взгляд очень красивый, а главное умный парень. Он всегда все объяснял ей, помогал, защищал от маминых затрещин. Много рассказывал об Александре Великом – Македонском, его храбрости и уме, который представлялся Ирини, как Георгий Победоносец с копьем, пронзающим чудовище на иконе в их Юревичской церкви. От Феди же она узнала, почему греки называют себя ромеями и почему она – ромейса. Потому что, когда-то их прабабушки и прадедушки жили в государстве Византия, которое называли Романией, а людей, живших там – ромеями. Федя много рассказывал о большом городе Константинополе, о удивительной красоте домов и огромном храме под названием «Айя София» в той неведомой византийской стране, которую завоевали жестокие и свирепые турки. Заселились они в их прекрасных городах и селах, осквернили их церкви, вырезали огромное количество греческого населения и еще много чего-то делали такого, что в своих мечтах Ирини восставала против них и иногда видела себя там, далеко-далеко, сражающейся за свой народ, с саблей на коне, размахивающей ею направо и налево рядом со своим старшим братом и, наверное, с Алексисом. Она считала его тоже храбрым. Таким же, как Федя. Алексис остался в Красной Поляне. Хорошо ему, у него есть дед! Зато потом Ирини расскажет ему все приключения, которые произойдут с ней и ее семьей.
Как хорошо, что у нее есть такие братья! Федя, как почувствовал, что она думает о нем, бросил на нее вопросительный взгляд. Ирини пожала плечами. На руках у него сидел Ванечка, Федя что-то нашептывал ему на ухо. Тот улыбался. Ирини перевела глаза на сестру. Кики возилась с Панжелико и тети Кицыным сыночком Михайликом. Харитон с Яшей сидели молча, наблюдая голодными глазами, как мама раскладывала еду: соль, лук, хлеб, воду во фляге. К этой еде иногда бывал кипяток, который добывал в длинных очередях на станциях Федя. Лицо его сияло счастьем, когда он ставил медный чайник поближе к матери, чтоб она распорядилась драгоценным кипятком. Раконоца благодарно обнимала его за плечи, высшая награда, которую могли дождаться дети. Тетя Кица в таких случаях не уставала его нахваливать, отчего Федя еще больше млел: он обожал свою худенькую красавицу тетку.
* * *
Не мылись все время, пока ехали. А ехали не один месяц. Завшивели до нельзя. Ирини с ее нежной кожей очень мучилась. Все ее белоснежное тело покрылось сыпью, было исчесано, в некоторых местах до крови. Тоже было и с младшими братьями и мамой. Какое это было облегчение после первого купания в чужом кривом корыте, в полухолодной комнате, в еле теплой воде с мылом, которое берегли пуще всего.
Их привезли на один из заснеженных неопрятных полустанков Карагандинской области Осакаровского района.
Разделили кого куда направить. Тетя Кица попала в какой-то поселок под номером «Девять». Дядя Хамбо – дядя ее мужа – в «Пятый», Христопуло – в «Седьмой». Брат отца, дядя Миша Христопуло с женой и двойняшками – сыновьями попал в «Двенадцатый». Один из встречающих милиционеров сразу предупредил, что все эти поселки находятся сравнительно недалеко друг от друга, так что нечего слезы лить – еще увидятся. Так семья Христопуло оказалась в немецком совхозе «Арбайтер». Сосланных с Поволжья обрусевших немцев поселили здесь тоже не так давно. Они уже успели обустроиться. Местные показали им, как делать саманные кирпичи из глины и сена. Трудолюбивые немцы построили себе аккуратные маленькие домики, крышу крыли, кто чем, в основном дранкой или толью.
