Хоувен удовлетворённо поклонился и отступил в сторону. Виллем двинулся к покоям семьи.
– Итак, герцог? – спросил король, когда двери кабинета закрылись за вошедшим хранителем Примейона. – Чем Вы собираетесь огорчать меня?
– Речь не об огорчении, Ваше Величество, – серьёзно сказал герцог, – скорее, о необходимости его избежать. На юге становится всё более неспокойно.
– Да, это так, – согласился король. – В канцелярию поступает много жалоб от владельцев поместий в наших южных землях.
– Им докучают беженцы, которые перебираются через границу.
– Однако половина из этих жалобщиков лукавят, – заметил король. – Несчастные работают у них в поместьях за еду, не получая ничего больше. И стоит заикнуться об оплате, как их прогоняют прочь, а взамен набирают новых. Легко представить себе, почему кто-то решает поджечь посевы.
– Тем не менее, они чужаки.
– Вы же не предлагаете гоняться за ними с армией, чтобы покарать скопом всех: и правых, и виноватых?
Герцог поморщился:
– Это было бы неразумно, Ваше Величество, Вы правы.
– Тогда что же?
– Не поддержать ли нам одну из воюющих сторон на юге?
– Каллимарка или Гунвальда?
– Вы хотели сказать «Хаберта или Гунвальда»?
– Хаберт – всего лишь слабый подросток, не способный править самостоятельно. За ним стоит Каллимарк. Вы понимаете это не хуже меня, герцог.
– Тогда Каллимарка или Гунвальда?
Король улыбнулся:
– Об этом выборе я и спросил Вас. И Вы пытаетесь переадресовать мне мой же вопрос.
Герцог, пытаясь прочитать по лицу короля, какую из сторон тот предпочёл бы, сказал с осторожностью:
– Гунвальд, конечно, незаконнорождённый сын, но за ним реальная сила. Он будет благодарен за признание его притязаний на трон Нурсии.
Это соображение не произвело впечатления на короля.
– За ним не только реальная сила, но и сила кочевников, – возразил он. – Степь не знает слова «благодарность».
– Значит, Хаберт? Он же Каллимарк?
– Каллия, как Вы помните, весьма слабо связана с остальной Нурсией, – покачал головой король. – Кто кого в итоге подчинит после нашей поддержки? Не окажется ли Каллимарк властелином, а Хаберт – его подданным, причём подданным мёртвым? И какой пример это подаст нашим баронам, особенно на окраинных землях?
– Тогда кто же?
– Мы не станем сейчас вмешиваться, – сказал король.
– Тем не менее, наш юг неплохо бы укрепить. Слово из Примейона весомо прозвучит и для нурсийцев, и для южных городов.
Произнося «Примейон», герцог внимательно следил за королём.
– Я мог бы подготовить проект королевского указа о различных мерах по…
Король Виллем прервал его:
– Дорогой Хоувен, в этом пока нет необходимости. Слишком всё неопределённо, чтобы мы искали какую-либо определённость. – И рассмеялся: – Меня сегодня положительно тянет острить!
Герцог тоже улыбнулся, при этом говоря про себя: ну, что же, зайдём с другой стороны!
– Да, Вы правы, Ваше Величество! Делать в настоящий момент ставку на одну из сторон было бы преждевременно. Гунвальд может рассориться со своими союзниками, а у Хаберта слабое здоровье. Кто знает, кто знает…
Король кивнул.
– Хотя, если всё так и дальше пойдёт, эти южане скоро доберутся до нашей столицы. Одни напуганы, другие ищут приключений, но и те, и другие могут очень быстро перемещаться в своих кибитках. Мои люди сообщают, что беженцев видели в нескольких днях пути от Красного города.
– Разве это пугает Вас? – спросил Виллем.
– Я намереваюсь принять дополнительные меры по охране спокойствия и порядка в городе. И во дворце. В Примейоне никто даже не почувствует присутствия гостей с юга! – и герцог снова попытался уловить на бесстрастном лице короля хотя бы лёгкую эмоцию.
