На небосводе щекастая луна надзирала за игривыми звёздочками. Светом своим она озолачивая ночные облака. Лёгкий осенний ветерок охлаждал разгорячённые лица путников. Они ушли столь далеко, что сияние, идущее от Коня-Огня, уже скрылось за плотной стеной деревьев.
– Кажись, леший нас по кругу водит. Мимо этого вяза уж третий раз идём. Видите филина в дупле?– показал Бранибор на старого взъерошенного сыча, таращащегося на путников. – Ишь, как глазищами моргает.
– Чего, буркаластый, глаза выпучил? Показал бы дорогу, – крикнул Парамон.
– Эх, – вздохнул Макар, – сбил я вас с панталыку. И Марьюшку не нашли, и сами заплутали.
– Угу, – откликнулся сыч из дупла.
– Ша, пучеглазый! – шикнул Бранибор, досадливо отмахнувшись от филина. – Расквохтался, будто умнеё нас.
– Угу, – филин мигнул жёлтыми глазами.
Макар устало присел под деревом:
– Сейчас бы ночницы нам помогли, внученьки мои. Да где они теперича?
– Эге-гей! Ночницы-баловницы, откликнитесь! – оглушительно загорланил Звон-Парамон.
От его крика посыпалась сухая листва, филин негодующе заухал.
– Ой – ёй! Кто-то меня за ухо дергает! Кто-то нос мне прищемил! – неожиданно тонким голосом загундосил бывший глашатай. – Ай, больно! Отпустите!
– Что случилось, Парамоша? – встревожился Макар.
Макар и Бранибор бестолку засуетились вокруг Звона-Парамона, но в темноте не понять было, что стряслось. Глашатай, словно ветряная мельница, размахивал руками, отбрыкивался ногами. Недовольно ухая, филин вылетел из дупла. Невидимая сила подхватила Звона-Парамона и, закрутив осенним листом, подняла вверх. От неожиданности Парамон умолк. На фоне голых веток он походил на запутавшуюся в паутине муху. Бранибор поперхнулся и просипел:
– Ты куда?
Подпрыгнул и попытался ухватить Звона-Парамона за ноги, но тот взмыл выше.
– Кажись, я эхом сызнова оборотился, – обречённо завопил глашатай и влетел в дупло, оставив снаружи только сапоги, поблескивающие в лунном свете набойками на каблуках.
Попытался Макар до Парамона дотянуться, да не достать:
– Вот горе-злосчастье, кабы вправду эхом не оборотился.
– Не гоношись, отец, – Бранибор похлопал по стволу дерева, осматривая его. – Парамон в горячке спятил, пятки выпятил, вот и бормочет невесть что. В момент нашего горлопана спущу на землю.
Выбрал Бранибор ветку покрепче, запрыгнул на неё. Трещит ветка, но держится. К следующей подтянулся, поднялся выше. Парамоновы сапоги уже почти перед браниборовым носом маячат. Ещё чуток и до Парамона дотянется.
– Держись, дружище, – во все горло крикнул Бранибор, чтобы его глашатай услышал. Замычал неразборчиво из дупла Парамон, ногами засучил, что было силы, мол, слышу, слышу. Поднялся ещё выше Бранибор, руку протянул к Парамону, да вдруг свалился, будто кто-то столкнул его.
– Не ушибся? – встревожился Макар.
Поднялся на ноги, отряхнулся Бранибор:
– Жив я, жив, Макар. Видать ветка трухлявая попалась.
Вдругорядь полез на дерево. Каждую веточку на крепость теперича проверяет, ногой осторожно ступает, рукой пробует. Только к Парамону добрался, как вновь скувыркнулся. Крякнул от досады, сызнова полез. Не успел и шага сделать, упал.
– Дерево-то будто заговоренное, – сконфужено пробормотал он. – Как же Парамона вызволить? Ума не приложу. До утра ждать что ль?
– Нет, до утра не сдюжит. Отойди-ка, сынок. Хоть и нет у меня твоей сноровки, но тряхну стариной.
Подошёл Макар к дереву, приноровился, запрыгнул на нижнюю ветку.
