Выхожу из машины и неторопливо иду к подъезду. Он не уезжает, ждет, пока я зайду. Сую руку в карман и пропускаю сквозь пальцы цепочку, зажимаю ключик в руке.
К Ключнице я пойду завтра. Боюсь, как бы Дима Суханкин не решил сегодня меня пасти, следопыт хренов.
* * *
Мама встречает меня в коридорчике. Обеспокоенная и растрепанная со сна.
– Настя! Мне только что соседка позвонила – сказала, какая-то девочка из вашего института сбросилась с двенадцатиэтажки?
Я снимаю куртку, вешаю на крючок, небрежно скидываю ботинки, и они остаются лежать враскоряку. Дома тепло и… привычно. Я вдруг понимаю, что впервые с нашего переезда рада сюда прийти. Раньше я всегда убеждала себя, что лучше быть где угодно, но только не в этой хрущевке с расползающимися по швам обоями и облезлой мебелью. Но сейчас внешний мир стал более неприятным, чем квартира, пропахшая старьем и жареным луком.
– Да, мам, – отвечаю я наконец. – Эта девочка – Аринка.
Мой голос дрожит, и в глаза лезут слезы. Я прохожу мимо, в комнату, стягиваю вололазку, стараясь глубоко дышать. Слова считалки, как назло, вылетают из головы.
Мама какое-то время стоит не двигаясь. Потом осторожно подходит ко мне, обнимает сзади и прижимается губами к моему затылку. Страстно чмокает и гладит по волосам.
Никогда не понимала, как объятия могут утешить.
Но я рада, что она не стала кудахтать как курица, плакать или причитать. На какой-то момент я узнала в ней свою прежнюю, настоящую маму. Обожаемую мою мамочку.
– Ладно. – Высвобождаюсь из объятий и продолжаю переодеваться.
Натянув спортивные штаны, майку и толстовку, я какое-то время медлю, соображая, чем хочу заняться. Потом иду за мамой в кухню. Мы пьем чай и разговариваем о какой-то ерунде. Я мимоходом сообщаю, что была у Авзаловых, она кивает и рассказывает о работе. В тот миг, когда мы сидим за столом в крошечной кухоньке, за окном – зима, но тут тепло, в кружке – чай с мятой, а на столе – дурацкая цветная клеенка, мне становится спокойно. Я чувствую себя как жук в коробке, и мне совсем не хочется, чтоб меня из нее вытряхивали.
Но кто-то вечно ломится к бедному коробочному жучку.
Раздается противная трель звонка.
Я смотрю на маму:
– Ждешь кого-то?
Она качает головой:
– Открой, Настюш, а то у меня вид ужасный.
Вот так просто – открой, Настюш. Она не понимает, что там, за дверью притаился внешний мир, который в одну секунду наполнился врагами. К нам редко приходил кто-то, кроме соседки, а она всегда стучит – громко и торопливо. Я уверена, что за дверью ждет что-то, связанное с Аринкой и ее смертью. Может, Макс пришел выбить мне мозги, или Дашка хочет доканать своими вопросами, может, и вовсе полиция, которая передумала и решила завести дело. В общем, ничего хорошего теперь за дверью не ждет.
Но я, разумеется, иду открывать.
– Кто там? – кричу я, держа руку на собачке замка.
– Доставка, – раздается мужской голос.
Я немного успокаиваюсь, перевожу дыхание и открываю. Никакой доставки мы не ждем, наверное, ошибка. Сейчас разберемся.
Какой-то мальчишка в красной вязаной шапке с большой коробкой в руках.
– Арина Авзалова? – спрашивает он, выглядывая из-за картонного бока.
– Что? – потрясенно бормочу я.
– Вы – Арина Авзалова?
«Перестань повторять ее имя».
– Нет, это моя подруга, но она…
Я замолкаю, наблюдая, как мальчишка ставит коробку на подъездный пол.
– Ну тогда передайте ей. Мне сказали сюда отнести.
