Мы прошли в молчании еще некоторое время, пока она неожиданно не вскрикнула: “Белка! Смотри, какая красивая!” – Алина махнула рукой в сторону небольшого дуба, окруженного кустарником, но я там ничего не увидел. “Убежала”, – сказала она и, улыбаясь, продолжила путь.
– Значит, ты считаешь, что должен доказывать свою полезность обществу… – начала она с оживлением чуть погодя.
– Да не обязательно обществу, пусть даже самому себе, – перебил ее я.
– Но тут же все равно сравниваешь себя с окружением. Если жить вдали от людей, то может быть самореализацией будет то, какую хижину себе построил, какую добычу поймал. Как ты поймешь, что достиг того самого уровня, когда можно на покой?
– У меня был простой ориентир для этого: когда я буду стабильно получать деньги и не работать. Именно тогда без зазрений совести я бы смог заниматься тем, чем хочу: хобби, слушать аудиокниги на обычной скорости, не планировать дела на выходные и не следить за временем… Менять мир… Говорят, человек не может долго без работы – а я хочу это проверить. Узнать, чем я захочу заниматься, когда надоест отдыхать.
– Хм, в ваше время и правда было тяжело… – задумалась она.
– Неужели, деньги больше не проблема?
– Наверное не такая, но я больше о том, что тебе больше тридцати лет, а ты до сих пор не знаешь, кем хочешь быть.
– Ну знаешь, с двадцати одного года… – я ненадолго прервался на воспоминания, – до двадцати пяти или шести лет я менял работу в среднем каждый год. То я изучал макро и микроэкономику, чтобы поработать год экономистом, то читал книги о маркетинге и бизнесе, что тоже привело к этим сферам. Было тяжело заставить себя менять насиженное место, но мне почему-то стало быстро понятно, что это лучший способ расти по карьере. Потом началась мода на программистов, еще и мой друг детства, с которым мы учились, приехал с Москвы. Он там работал уже опытным разработчиком, потому что по специальности универа. Заговорили о зарплатах, и он спрашивает у меня, сколько я получаю. А в ответ на мою цифру, говорит: “А-а, у меня в принципе столько же, только в рублях”, что означало больше в пять раз! Снова я загорелся, но устроиться в полноценную IT-компанию получилось только годам к двадцати восьми. С тех пор так и работал, но уже менял компании раз в два года и реже, потому что нравилось. Понимаешь? Все нравилось, затем надоедало.
– Да, понимаю… Но все равно сейчас проще, потому что к окончанию института люди уже знают свое место. Лет на пять вперед, во всяком случае.
– Тогда это не сильно отличается от моих метаний.
– Может быть, но основная масса людей себя находит быстро и не устраивает таких гонок. А ты бы относился к той небольшой части выпускников, которым понадобится больше самоанализа.
– То есть они еще не успели карьеру начать, а уже знают, чем хотят заниматься?
– А вот это ты сейчас как раз и сможешь сам спросить! – будто делая мне сюрприз, Алина вытянула вперед обе ладони в направлении, где стояла небольшая забегаловка. – Хорошее место, чтобы перекусить, идем!
Это было одноэтажное строение с плоской крышей из стекла и дерева, которое удачно вписывалось в окружающий ландшафт. За пределы периметра со стороны входной двери широкой площадью выходил навес из белого брезента, подвязанный к деревянным колоннам чуть поодаль. Мы прошли под ним мимо пустых столиков и зашли внутрь, где за стойкой нас поприветствовал молодой парнишка лет четырнадцати: “Доброе утро! Будете первыми посетителями сегодня”, улыбнулся он нам. Алина попросила пару чашечек кофе и принялась обо мне рассказывать: какого я года, когда проснулся, откуда моя одежда, какими тропинками она меня вела и даже какую белку я проворонил. Парнишка выглядел восхищенно: “Две тысячи двадцать пятый… это же в период тех войн, когда люди поняли, как могут сами регулировать политику… а как здорово вы заставили власти…”. Тут его перебила Алина: “Ой, ты его сейчас перегрузишь, дашь нам еще фруктовый салат?”.
