Искусство – шанс уйти хотя б на миг
от дикости, что прет в своем же мраке.
Не выразит намек, не схватит блик,
тут чад свечи не в счет – пылал бы факел!
Какая же наивная черта:
боль оправдать одним злосчастным фактом…
Когда б грозила только глухота,
слепцов одна б вязала катаракта,
он это перенес бы, как-никак
в борьбе с судьбой натуре лишь закалка —
тут вся Европа наперекосяк…
Надежда ведь была… Ее-то жалко.
Где даже тот, что, вроде, шел на бой
с коронами за волю, равноправье,
что связан «Героической» с тобой,
как с братом, – на поверку раб тщеславья.
Где смирный обыватель, как утес,
привычно наблюдает из окошка:
очередной правитель… что привнес?
как это отразится на кормежке?
Приноровиться к веку – не с руки!
Годину бед пересидеть бы тихо… —
искусство шло извечно вопреки,
когда оно искусство, а не прихоть
придворная, притворная. Раним
неискренним прохожих сожаленьем,
в минуты силы – состраданье к ним,
в минуты слабости – ответное презренье.
Когда взамен не внешний зов, а тот,
которому до фенечки непруха
с любовью, с мимолетностью щедрот
временщиков – гул внутреннего слуха
житейскую покроет кутерьму
на второпях сколоченной арене.
Высоты духа гения… Кому
судить его – кружиться в вальсе Вене.
На торжище, где та же толкотня,
незваному такому ж, нелюдимому
нести б хоть искру с прежнего огня!
Нам, не слепым и не глухим, – все мимо…
Но факел ведь горел! Ужель закат
смиренный утянул его за море,
где изредка ему взметнуться над
изысканным мирком консерваторий?
Одна надежда и на этот раз:
хоть не оставил ни детей, ни брата,
вдруг снова зазвучит в рассветный час
из-под развалин духа хор 9-ой…
