Олег, потирая затёкшую шею, нахмурился.
– А позвонить нельзя?
Таня покачала головой, её пальцы нервно теребили край скатерти.
– У Серафима телефона нет. Он, говорят, после смерти жены совсем отшельником стал. На службу редко ходит, но Лавра уважал. Ради него придёт, я знаю.
Олег переглянулся с Олей, которая сидела, уткнувшись в телефон, но явно прислушивалась. Маша, хлопотавшая у плиты, кивнула, будто подтверждая слова Тани. Надя, сидевшая рядом, пробормотала что-то про «грехи» и «упокой души».
– Ладно, ба, съездим, – Олег вздохнул. – Оль, ты со мной?
Оля нехотя оторвалась от экрана, поправив выбившуюся прядь.
– Ну, окей. Только такси ждать в этой глуши – часа два. Может, пешком? Как в детстве?
Олег невольно улыбнулся. Идея была дурацкая, но в ней было что-то тёплое, ностальгическое. Дюртюли были в паре часов ходьбы, а погода стояла ясная.
– Погнали, – кивнул он.
Таня слабо улыбнулась, шепнув:
– Спасибо, родненькие.
Олег и Оля шагали по пыльной тропинке, что вилась через поля и редкие перелески. Солнце припекало, но ветерок спасал от жары. Вокруг гудели шмели, а вдалеке лаяла чья-то собака. Оля, в своих модных кроссовках, то и дело спотыкалась, но упрямо тащилась вперёд, иногда тыкая в телефон.
– Помнишь, как мы тут носились? – Оля вдруг хихикнула, убирая телефон в карман. – Ты ещё в крапиву свалился, а я ржала, пока бабуля тебя мазью не намазала.
Олег усмехнулся, пнув камешек.
– Ага, а ты потом у Нади яблоки спёрла, и она нас веником гоняла. Думал, сердце выпрыгнет.
Они засмеялись, и на миг показалось, что они снова дети, а впереди – целое лето без забот. Но смех быстро стих, и Оля, помявшись, сказала:
– Слушай, а Никита… он реально странный.
Олег нахмурился, глядя на тропинку.
– В смысле?
– Ну, – Оля понизила голос, будто кто-то мог подслушать. – Эта его хрень с телефоном. И как он ночью над Лавром стоял. Я, конечно, не Шерлок, но… вдруг это он? Ну, с Лаврентием что-то сделал?
Олег остановился, посмотрев на неё как на сумасшедшую.
– Оль, ты серьёзно? Пацану десять лет. Лавр старый был, пил, как не в себя, да и инфаркт у него уже был пару лет назад. Врач же сказал – сердце не выдержало.
Оля пожала плечами, но в её глазах мелькнуло сомнение.
– Может, и так. Но Никита… он не просто странный. Он жуткий. Эти его глаза, как у зомби. И тикток этот дурацкий.
Олег вздохнул, возобновляя шаг. Он не хотел признавать, но Оля была права: Никита вёл себя ненормально. Он вспомнил, как десять лет назад, когда стало известно, что бабушка Таня беременна, вся семья гудела, как растревоженный улей. Родственники шептались, что в таком возрасте рожать – безумие, что это опасно, что ребёнок будет нездоровым. Но Таня, с её железным характером, будто не слышала. Она выносила Никиту, родила без осложнений и растила его, как будто ей не семьдесят с лишним, а тридцать.
Родители Олега приезжали помогать, но Таня справлялась так, будто помощь ей только мешала. Олег видел Никиту, когда тому было семь, – тихий, послушный мальчик, который читал книжки и таскался за бабушкой, как хвостик. Ничего общего с тем, что они увидели вчера.
– Когда я его в семь лет видел, он нормальный был, – сказал Олег, больше для себя, чем для Оли. – Слушался Таню, даже стихи какие-то декламировал. А сейчас… не знаю. Может, тикток этот мозги ему промыл.
Оля хмыкнула.
– Тикток? Да там мемы про крокодилов, а не зомби-курсы. Хотя… этот его «Крокодило Бомбардиро» уже в печёнках сидит.
