– Гнесин? А его интерес в чем?
– А если они с Бородиной любовники? Или конфликт интересов профессионального порядка?
– Тебе в суде выступать…
– Можно кому-то поручить за Гнесиным походить?
– Ха-ха. Какая ты умная, – отозвался Крон.– Отдыхай. Завтра законный выходной. Между прочим, твой куда более глупый шеф отдал распоряжение, и с утра Гнесина водит Ахмед. Съела?
– Я восхищена. Вот что.…Этот дурацкий взрыв не дает мне покоя. Что-то с ним не так…
– Ты порассуждай на отдыхе, – медленно сказа Крон.– Участок Фонтана перед Артучилищем в ночное время, – самое пустынное место на Фонтане. Дежурные спят где-то в корпусе, далеко от ограды, дома на противоположной стороне закрыты листьями деревьев, да и от противоположной полосы стоят далеко. Овощные киоски. Добавь сюда широкую разделительную полосу с трамвайными путями. Вот и спроси себя, почему именно там все произошло? Случайность?
Александра поймала себя на том, что при упоминании об Ахмеде подавила неуместный истерический приступ смеха. Это случалось время от времени, и тому была причина.
В небольшом коллективе «Расследования» имела место служба безопасности.
Ее ядром была пара накачанных близнецов, совершенно одинаковых парней двадцати пяти лет, со смуглой кожей и хорошей спортивной подготовкой. Одевались они в одинаковые костюмы, сидевшие на них влитую. Ребята были похожи, как два мобильника одного выпуска, и однажды рассвирепевший от постоянной неразберихи Болтик заставил братьев носить на одежде опознавательные значки. Ахмеду достался оранжевый, брату зеленый.
Смешно становилось, когда Александра вспоминала некоторые обстоятельства семейной истории братиков. И дело даже не в сочетании имени Ахмед с фамилией Гойхман. Брата, также само собой, Гойхмана, звали гораздо более уместно, – Леонид.
Секрет крылся в любовной истории, произошедшей более четверти века назад.
Тогда простую, но очень милую одесситку Розочку Гойхман страстно полюбил иностранный студент из Палестины по имени Сафьян. Интернациональная семья, отбросив совершенно невозможную для советских реалий фамилию Ангирухат, объединилась для производства себе подобных маленьких Гойхманов.
Сафьян, потеряв дорогую сердцу фамилию, настоял на том, чтобы один из вновь народившихся однояйцевых малышей был назван именем уважаемого деда, потерявшего верхнюю конечность в борьбе против ненавистных сионистов, но вскоре охладел к изучению инженерных и воднотранспортных наук и инкогнито отбыл за рубеж, -возможно, в свои палестины. Как он там объяснял родне смену фамилии, неведомо, но братья выросли и оказались неоценимы на службе у Крона.
Если учесть, что в конторе юристом трудился еще один Гойхман, но уже Семен, можно было сделать вывод как о протекции Болтика клану Гойхман, так и о том, что Розочка Гойхман в свое время была не такой уж юной, да и поводу невинности любимой милый Сафьян был введен в некоторое заблуждение. Семе-то было под тридцать, и где прятала мама своего первенца, было неведомо никому.
Утром в понедельник, сменив брата, зеленый близнец доложил сенсационные данные. Услышав доклад, Крон тут же отзвонил Александре, и, не поздоровавшись, буркнул:
– Поздравляю. Ты была права. Приезжай, посоветуемся.
Суть доклада сводилась к следующему: обе ночи на выходные Гнесин провел в доме Бородиных.
Мотив адюльтера обрел плоть и кровь.
Шеф сидел у себя и священнодействовал, -закуривал первую на сегодня папиросу. Обычно их было три на день. У Болтика были странные взгляды на долголетие: он курил папиросы, но вместо кофе пил бурду из цикория с заменителем сахара; пил анисовку, в том числе и на ночь, но во время редакционных перекусов питался попеременно то хлебом с овощами, то колбасой и сыром, выуженными из бутербродов.
