Ну так вот, прочтя очаровательную новеллу о Даниэле Жобаре, я немного пришла в норму и, выключив свет, осталась наедине с музыкой Эндрю Ллойда Вебера. Закрыв глаза, я стала погружаться в почти безмятежный сон.
Я была воздушной, как шарик, и парила где-то рядом с облаками, и мне было хорошо и сладко.
Тут-то он и начался, противный такой ветрюга, пытающийся опрокинуть меня назад, на землю. Я уцепилась за ближайшее облако и отчаянно сопротивлялась, потому что на землю мне возвращаться совсем не хотелось.
Внизу я видела эту Дынду, она протягивала ко мне руки и оглушительным басом требовала, чтобы я немедленно спустилась, потому что я нерадиво отнеслась к своим обязанностям и не подумала даже узнать, что за дядька за ней ходит как приклеенный.
Почему меня это все так ужасало, я объяснить не смогу. В снах у нас вообще странные реакции… Но я начала кричать, потому что облако меня не очень-то держало и я полетела вниз, прямо в Дындины объятия.
Вот так я и проснулась – брыкаясь и пытаясь вырваться из одеяла, спутав его с Дындиными руками!
Было еще совсем темно, но никакого ветра не было – в открытую форточку влетал совсем легкий ветерок и играл с занавесками, он был маленький, шаловливый и ласковый, одним словом – весенний.
Кассета кончилась, и в комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь постукиванием форточки.
И какого черта мне приснилась Дында?
Я вздохнула. Нет, положительно она просто ведьма какая-то! Даже в сны умудряется проникать!
Пожалуй, своего мужа убила все-таки она сама.
Вот докопаюсь до истины, она не будет рада, что заявилась в нашу контору, да еще и влезла в мои невинные сны!
Часы показывали половину пятого, а это значило, что можно еще поспать.
Я сладко зевнула, запретила себе думать о Дынде и вернулась в сон, на этот раз без ведьмы Дынды.
* * *
«Да, я пьяна, ну и что?»
Римма плохо держалась на ногах и чуть не упала на ступеньки. Тем не менее она продолжала проговаривать про себя обличительную речь, которую собиралась произнести сейчас, глядя в отвратительную рожу этого негодяя.
– Я пьяна, потому что только в таком состоянии с тобой можно разговаривать! Вот я и нализалась, так что…
Она забыла слова. И захихикала, опускаясь на корточки перед дверью.
С трудом отыскав ключ, она с еще большим трудом вставила его в замочную скважину.
В комнате было темно.
– Но музыка играет, – проворчала Римма. – Эстет хренов… Сидит в темноте и мечтает…
Впрочем, стоило ей войти, как смолк последний аккорд.
Сейчас он затаился, как вражина, и готовит скандальчик…
Римма засмеялась.
«Ну и что, – скажет она ему. – Ты же сам меня выгнал, вот я и разгуливаю с кем хочу, когда хочу и где хочу! А ты сиди тут в темноте и слушай свой «Призрак оперы», потому что ты и сам скоро станешь…»
– Приз-ра-ком, – выговорила она.
Но затаился он капитально! Ни шороха, ни звука!
Если бы не музыка, Римма могла бы подумать, что он уже сто лет как спит.
Но в этот момент музыка началась снова, с самого начала, будто Прохоров сошел с ума и решил опять поставить «Призрак», дабы свести с ума и Римму.
Зря она вообще сюда заявилась. Надо было отложить крутую разборку на завтра. Это ее пьяный раж сюда привел, а зря! Гад Прохоров, конечно, выйдет и на сей раз победителем.
Кажется, он что-то придумал.
Римма не любила отступать, да и отступать было некуда.
Поэтому она набралась храбрости и открыла дверь в темную комнату, откуда доносилась музыка.
