Продолжая одержимо пялиться на пустую страницу, Кэрол в действительности наблюдала перед своим внутренним взором ужасающие картины. И чем больше она вглядывалась в них, тем больше в её теле нарастало напряжение: дыхание становилось всё более тяжелым и порывистым, в глазах темнело, а на лице непроизвольно стали сокращаться скулы. Пластмассовая ручка под давлением большого пальца уже стала хрустеть и потрескивать, но, прежде чем она успела разлететься на куски, из пучины темных мыслей Кэрол вырывает голос её напарницы:
– Ну ты как, подруга?
И Кэрол внезапно дёргается от чужого прикосновения.
Это была Эшли – проходя мимо по тесному проходу между офисных столов, она тронула Кэрол за плечо, отчего та слегка перепугалась и тут же кинула взгляд назад:
– Да нормально… – мямлит она, потихоньку приходя в себя. – Вот, – добавляет секундой позже и кивает на блокнот перед собой, – наш мозгоправ надавала мне заданий.
Проскочив у неё за спиной, Эшли устало наваливается на свою часть стола пятой точкой:
– Что за задания? – интересуется.
– Нужно записать десять причин моего подавленного состояния и вспомнить пять мест или моментов, где я его не испытывала.
Кэрол поднимает исподлобья глаза на напарницу, сообщая всем своим видом: «Что за идиотизм?..»
– И как успехи? – Эшли складывает руки крестом с понимающим выражением лица.
– Никак, – признаётся Кэрол. – По второму я вообще не знаю, что написать, а по первому – застряла на втором пункте.
Эшли подглядывает в совершенно чистый лист:
– А какой же пункт номер один?
Перехватив её взгляд, Кэрол тоже уставилась на пустую страницу:
– Не могу же я написать о том, что произошло, – отвечает. – Поэтому мне только про погоду в голову пришло.
– Про погоду? – недоумевает Эшли.
– Ага, – не глядя кивает назад, в сторону окон, – из-за этого чертового дождя…
Её напарница переводит глаза на застеклённую полосу стены в глубине огромного опенспейса, что разделён на секторы.
– Да, точно, – бормочет она, уставившись на окутанный серым туманом город. – Наверно, я тоже из-за него как сонная муха – ни на чём сосредоточиться не могу…
Тогда Кэрол, следуя примеру напарницы, выпускает шариковую ручку из ладони и, повернувшись на кресле в пол-оборота, устремляет взгляд в направлении угрюмой панорамы вдалеке. Но вскоре голос Эшли снова привлекает её внимание к себе:
– Он, как начался тогда, так до сих пор никак закончиться не может, – продолжает бубнить Эшли, упоминая о том дне, когда они были на оперативном задании. – Льёт как из ведра уже четвёртые сутки подряд. Задолбал…
Она продолжала задумчиво пялиться в окно, а Кэрол, всё всматриваясь в её бледное, сильно исхудавшее за последнее время лицо, спрашивает, обеспокоившись уже её состоянием:
– Ты-то сама как?
Эшли тут же приходит в себя.
– Я? – переспрашивает. И, будто растерявшись, отвечает: – Да мы всё продолжаем копаться в документах. Дотошный сукин сын попался – всё записывал, – она невольно возвращает взгляд к окну. – Мы бы, наверно, многое смогли из него вытащить, – задумчиво бормочет, – если бы ты его, конечно… – однако тут её речь обрывается.
Внезапно осознав, что говорит, она проглатывает последние слова и, проморгавшись, опускает свои большие глаза в пол.
– Эй, Эшли, – зовёт её напарница через несколько мгновений. – Ты прости, что я тебя во всё это втянула…
Но, ощутив на языке нестерпимый привкус чужой вины, Эшли сразу отвечает:
