«Если он его утопит, то все, финита ля комедия».
Внезапно лицо индейца расплылось в довольной улыбке. Он посмотрел на товарища и воскликнул:
– Ниино!
Ткнул ему сотовым под нос. Тот ухватил его длинными и тонкими пальцами, начал пялиться в экран, не удосужившись снять блокировку. Что-то мне подсказывало, он и не знал, как это сделать.
– Ниино, – задумчиво повторил туземец.
Первый, продолжая держать сумку на коленях, повернулся к товарищу в пол-оборота, подставляя затылок и длинный «конский хвост» волос, свисавший кончиком до лопаток. Не медля, второй начал делать то, от чего мои глаза выскочили из орбит. Ловкими движениями, туземец за минуту вплел в волосы товарища мобильник экраном наружу, и теперь средство связи тускло блестело в лучах солнца, будто матовое зеркало.
– Ниино! – вновь воскликнул новый обладатель предмета и рассмеялся.
– Чего ты ржешь?! Отдай телефон, он не для этого!
Я дернулся, но куда там. Путы стягивали так крепко, что и пальцем пошевелить нельзя. К тому же, конечности уже изрядно затекли. Я застонал и с досады стукнулся затылком о борт.
Индейцы же, угомонившись, продолжили «досмотр», достав ключи от номера отеля и солнцезащитные очки.
Вертя связку в руке, туземец провел пальцем по заточенной части ключа и одобрительно крякнул:
– Хач.
– Хачиков тут нет, – буркнул я, – ключей никогда не видели?
Вопрос был риторическим. Мой мозг отказывался воспринимать действительность, но та безжалостно била по голове бейсбольной битой, вдребезги разнося стекла розовых очков.
Кстати о них…
Передав ключи товарищу на дне лодки, туземец полностью сосредоточился на их изучении. Продлилось то недолго, и индеец, довольный, бросил:
– Ниино! Ик ниино!
Второй, будто услышав нечто радостное, тут же развернулся и в свою очередь подставил волосы. Пара минут – и мои очки уже украшали прическу другого аборигена.
«Ниино… интересно, что это? И очки, и телефон ниино… а я майнг… жаль, не полиглот».
– Это мои вещи, – хрипло попытался поспорить, – мои ниино.
Оба обернулись и оглядели меня с ног до головы. Взгляды их стали хмурыми, однако теперь хотя бы в них не сквозило желание зарезать меня на месте.
– Майнг, – молвил тот, что держал сумку на коленях.
– Майнг-майнг, – выдохнул я, – согласен, только бутылку подай. И телефон верни.
– Майнг.
Я простонал и снова ударился затылком о борт:
– Да понял я! Дайте попить, подыхаю уже! – и демонстративно провел языком по пересохшим губам. – Вам сурдопереводчик нужен, что ли?!
Кажется, они не поняли ни единого слова, но жест был красноречивее всяких фраз. Однако вместо того, чтобы передать мне желанную бутылочку Топо-Чико, сидевший на дне индеец, волосы которого украсили мои очки, отцепил от пояса какой-то грязный бурдюк или что-то вроде того, подсел ко мне и поднес к губам.
Я скривился. Вонь шла знатная.
– Ахренеть, что это?
– Га, – коротко бросил абориген.
– Гавно? Да, воняет именно так.
Туземец не ответил. Он не сводил с меня пристального взгляда, в котором мелькал огонек любопытства. Жажда становилась нестерпимой. Кто знает, сколько еще я проторчу связанным на солнцепеке на дне каноэ? В конце концов, решился.
– Ладно. Надеюсь, ты туда не нассал…
Припал губами к бурдюку и сделал маленький, осторожный глоток. На вкус – самая обычная вода, только нагретая из-за жары. Но не в моем положении нос воротить. Глотнул еще. Потом еще пару раз, уже побольше. Живительная влага разлилась по организму, сухость отступила. С облегчением выдохнул и уже собирался выпить снова, но туземец спешно убрал бурдюк обратно на пояс и отстранился.
