«Ладно, допустим, я в… где? Заблудился и попал в резервацию? Или очутился на диких землях туземцев? Чет не припомню, чтоб таковые были в Мексике. Предположим я в… где? В прошлом? И что делать? Что делать-то?! Говно!».
В животе заурчало, когда по хижине начал распространяться запах крольчатины. Вскоре к нему добавился аромат кукурузы. Я сглотнул слюни.
«Надеюсь, меня не собираются морить голодом…, а вообще, что со мной собираются делать в принципе? Зачем я им, нахрен, сдался?».
Если б хотели убить, то, наверное, уже сделали это. Закололи на берегу или выбросили в океан. Моментов предостаточно. Для чего такие хлопоты – вести на остров, потом в деревню, связывать…
«Уж не хотят ли меня зарезать на одной из пирамид как в том фильме Мэла Гибсона?».
От одной мысли об этом меня бросило в пот. Даже думать о подобной участи не хотелось, но она, как назойливый комар, возвращалась снова и снова, жаля мозг. И спрея от такой проблемы еще не изобрели.
«Спрей…».
Разум сделал причудливый виток размышлений, вернувшись к моим вещам.
«Куда они положили спрей? Обратно в сумку? Или тот крашенный с собой забрал? Говно… я не помню! Но надо попробовать вернуть вещи. И произвести на этих чудиков впечатление. Вдруг сойду за бога или типа того? Кому эти петухи поклоняются?».
Думы прервал туземец, появившийся из соседней комнаты. В руках он снова держал копье. Окинув меня хмурым взглядом, он что-то коротко бросил девушке и направился к выходу. В сумраке дома тускло блеснули очки, заплетенные в волосы аборигена.
«Очки… телефон!».
– Э! Мобилу! Мобилу верни! – крикнул я, чуть не закашлявшись.
Туземец остановился и бросил через плечо:
– Майнг.
Я лихорадочно вспоминал, как они называли сотовый, впервые увидев его.
«Как же… как же… говно, ну как же?!..».
Воин переступил через порог, когда в памяти, наконец, всплыло искомое слово.
– Ниино! Это мое ниино!
Он замер. Колокольчики тихо звякнули над проемом. Индеец медленно обернулся и внимательно посмотрел на меня. Я затаил дыхание.
«Понял? Понял, нет?».
Сердце громко стучало в висках.
Туземец неспешно поднес руку к волосам. Дотронулся до очков. В раскосых глазах заплясал огонек сомнения.
– Мое ниино! – надавил я, вложив в голос всю твердость, на которую остался способен.
Повисла напряженная тишина. Даже индианка бросила готовить и воззрилась на нас.
Индеец с прищуром наблюдал за мной. Его тонкие пальцы играли собственными волосами… а затем огонь сомнений в его взоре внезапно потух.
– Майнг, – сухо бросил абориген и вышел из дома.
Я зажмурился и разочарованно выдохнул:
– А-а-а, говно!
Девушка молча вернулась к готовке еды.
– Это мои вещи! – гневно крикнул я ей в спину. – Мой телефон, моя сумка! Верните мне их!
Она не ответила, но я заметил, как напряглись мышцы спины под облегающей накидкой.
– Верните вещи и освободите меня, твари!
Индианка вздрогнула и выронила нож, которым разделывала мясо. Быстро подобрала его и продолжила. Ко мне так и не обернулась. Ничего не ответила.
– Да пошли вы…
Я устало откинулся на кровать. Горло разболелось сильнее. Его жгло и першило. Дико хотелось пить. Все тело покрылось липким потом. Комариные укусы зудели и чесались.
Однако попросить воды у этой косоглазой красавицы не позволяло, не пойми откуда взявшееся, чувство ущемленной гордости. Горечь и обида обуяли меня. Мысль о том, что лучше сдохнуть, нежели молить о глотке живительной влаги, теперь казалась очень даже привлекательной.
