С минуту она продолжала смотреть на меня и, кажется, о чем-то думала. Затем медленно подняла руку и ткнула пальцем мне в грудь.
– Майнг… Мак… сим.
– Да! – громко прошептал я и закивал. – Похрен, пусть будет майнг Максим. А твое как? – и вновь кивнул на косоглазку.
Та опять ненадолго задумалась, но потом ее личико просветлело, и она выдала:
– Иш-Цацке.
Я чуть не прыснул, но вовремя сдержался:
– Иш-Цацке? Любишь всякие цацки что ли? Глядите, какая цаца.
Разумеется, она ничего не поняла. Только улыбнулась открытой и светлой улыбкой. Мне от нее даже стало неловко. Будто подшутил над умственно отсталым.
– Цацке, – уже серьезно повторил я. – Так попроще будет… наверное.
Индианка на секунду замялась, затем кивнула, положила ладонь на грудь:
– Цацке.
Взяла посуду и вернулась к очагу.
Я же выдохнул и откинулся на кровать.
«Ну, прогресс есть, уже хорошо».
– Цацке, – внезапно вновь позвал девушку.
Та обернулась через плечо.
Я демонстративно повел связанными руками:
– Может, отпустишь?
С мгновение она недоуменно взирала на меня, потом быстро мотнула головой:
– Майнг.
И вернулась к хозяйским делам.
Я разочарованно вздохнул:
– Но попытаться стоило.
Уставший и разморенный духотой, мой организм довольно быстро погрузился в сон.
***
На этот раз стук был куда более грубым. Я сразу догадался, что это Анас.
Оторвавшись от монитора, недовольно буркнул:
– Входи.
Татарин переступил через порог, закрыл дверь и положил на стол передо мной кипу бумаг. На губах работника играла привычная улыбка, но сейчас она мне казалась немного другой. Чуть печальнее, что ли?
«Жалеет, что отдал мне банку с ананасами? Пусть забирает, я все равно больше двух колец не съел».
– Это отчет по продажам за месяц? – уточнил я, ткнув пальцем в бумаги.
– Ага, шеф, – кивнул Анас, – он самый.
– Чет большой, – я начал пролистывать, – сомневаюсь, что вы на столько наработали.
– Тут еще заявление Ирусика в конце, – добавил татарин.
Я вскинул голову:
– Какое заявление?
– Об увольнении, шеф, – улыбка Анаса стала шире и… еще печальнее? – Да мое тоже там имеется.
Секунду я недоуменно таращился на эту улыбочку, потом откинулся в кресле и выдохнул:
– Это что за бунт на корабле?
– Прости, шеф, – развел могучими руками татарин, – но гребцы на галере сдохли.
– Да че ты несешь?!
Я вдарил кулаком по столу. Банка с ананасами подпрыгнула, и пара сладких капель упала прямо на отчеты.
– Вот видишь, Максимка, – нарочито весело хмыкнул работник, – Ирусик права, совсем себя извел работой, на подчиненных срываешься.
– Это вы мне свинью подложить решили?! – я подался вперед. – Че, завидно стало, сколько монтажка денег приносит?! Так от этого ваша зарплата зависит!
Анас простонал и закатил глаза:
– Да кто тебе завидует, аллах с тобой! Платишь ты хорошенько, спору нет. Но знаешь, здоровье-то оно богатырское, конечно, но денежек важнее. Потому, – продолжая улыбаться, он виновато повел плечами, – мы решили, ну их. Лучше подыскать место потише и поскромше.
Мое лицо исказилось от злобы. Виноватая улыбочка Анаса злила лишь сильнее. Я чувствовал, что вот-вот сорвусь и выйду из себя. Кажется, больше года работы без отдыха давали о себе знать.
– Вот, значит, как запели? – проскрежетал сквозь зубы. – Я из кожи вон лезу, чтобы мы, наконец, встали на ноги, а вы…
– Э, нет, шеф, – невесело возразил татарин, – поправочка, не ради нас, а ради себя. Будем честны, я с Ирусиком для тебя мало что значим. Доход с шиномонтажика – это весь твой интерес. А у нас, представь, – он вновь развел руками, – есть и другие хотелочки.
