– Держи ее! – заорал Гренн, уже вкладывая новую стрелу.
– Где?! Я не вижу! – растерянно орал Брак, мечась на месте.Флора ползла сквозь колючие ветки терновника, не чувствуя царапин. Боль в руке взорвалась белым светом. Трещина горела. Она чувствовала, как шипы под кожей рвутся наружу, как будто Лес, испуганный и разгневанный угрозой, требовал от нее защиты. Защиты любой ценой.
– В кустах! Вижу! – завопил Брак, наконец сориентировавшись. Он неуклюже рванулся вперед, размахивая топором. – Ага! Попалась, нечисть!
Он ворвался в терновник, не обращая внимания на царапающие ветки. Его рука с топором занеслась для удара. Флора откатилась, прижимаясь спиной к земле. Страх парализовал. Она видела тупую ярость в его маленьких глазках, запах пота и дешевого самогона. Он был прямо над ней. И тогда боль в руке достигла апогея. Что-то внутри нее лопнуло. Не крик, не мысль – чистый, животный импульс страха и ярости. Она вскинула правую руку, не разжимая кулака, в отчаянном жесте защиты. Раздался резкий, сухой треск, как будто ломались десятки сухих веток. Из трещины на ее руке, из пор на темной древесине, вырвались десятки острых, черных шипов. Они выстрелили вперед, как маленькие стрелы, с ужасающей силой. Брак застыл на полуслове. Его глаза округлились от непонимания. На его груди, прямо над сердцем, торчал один такой шип. Еще несколько впились ему в шею, в живот. Он издал странный булькающий звук, топор выпал из ослабевшей руки. Он покачнулся и рухнул на колени, потом плашмя на землю, лицом в прелую листву. Его тело дернулось раз, другой и затихло. Тишина. Гулкая, оглушительная. Флора смотрела на свою руку. Шипы исчезли, будто их и не было. Но трещина пульсировала темным, почти черным светом. По краям кожи, где она соприкасалась с древесиной, выступили крошечные капли той же черной субстанции, что была на мху. Запахло горелым деревом и медью.
– Брак? – тихо позвал Гренн. Он не видел момента убийства, заслоненный кустами. Он слышал только треск и глухой стук падающего тела. – Брак! Отзовись, дурак!Он осторожно двинулся к месту, где исчез его напарник. Лук был по-прежнему наготове. Флора не ждала. Боль, страх, отвращение к тому, что она только что сделала, к тому, чем она становилась, подхлестнули ее. Она вскочила и бросилась бежать вглубь чащи, не разбирая дороги, не думая ни о чем, кроме как уйти подальше от этого места, от трупа, от охотника, от самой себя. Ее ноги, подгоняемые адреналином и ужасом, сами находили путь.
– Стой! Чудовище! Я тебя найду! – яростный крик Гренна прокатился за ее спиной, но быстро затерялся в густых звуках пробуждающегося от шума Леса. Она бежала. Сквозь папоротники, через ручьи, под низко нависшими ветвями. Холод, исходивший от Веспера, теперь казался ничтожным по сравнению с ледяным ужасом, сковавшим ее сердце. Она убила человека. Своей проклятой рукой. Шипами, что выросли из ее плоти, как из ветки. Лес вокруг нее зашумел громче. Ветви скрипели, листья шелестели с угрожающей интонацией. Она чувствовала их взгляды – древних деревьев, кустарников, даже мхов. Они видели. Они знали. Она была их частью. И частью голода Древа. Жертвой и орудием одновременно. Флора споткнулась о корень и упала на колени, судорожно глотая воздух. Слезы жгли глаза, но она не дала им пролиться. Она подняла свою проклятую руку перед лицом. Трещина казалась глубже, шире. Древесина под ней была теплой, почти живой. Она сжала кулак, чувствуя, как шипы под кожей снова напряглись, готовые к выбросу. Кто она теперь? Человек? Чудовище? Или просто… шип Древа Желаний, растущий на теле умирающего мира?Холодный шрам Веспера в ее душе сжался, как кулак. Он чувствовал это. Чувствовал всплеск магии, крови, страха. Он был уже очень близко. Охота только начиналась.
