Кровь проклятого дерева. Книга 1: Шипы и Клятвы - страница 5

Глава 3: Клетка и Корень

Солнце, пробивавшееся сквозь щели в дощатых стенах сарая, пылинками висело в спертом воздухе. Каждая пылинка казалась Флоре обжигающей иглой на ее коже. Вернее, на том, что еще оставалось кожей. Трещины на руках и шее глубжели, обнажая темную, почти черную древесину под ними. Прожилки смолы пульсировали тусклым янтарным светом в такт ее учащенному, сдавленному дыханию. Боль была постоянным фоном, глухим гулом, сливавшимся со страхом. Она сидела на грязной соломе, спина прижата к холодной каменной стене. Ноги подтянуты к груди, обвиты руками. Железные наручники на запястьях, грубые и тяжелые, впивались в незатронутые проклятием участки плоти. Но эта боль была ничто по сравнению с внутренней ломотой, с тем, как корни проклятия пульсировали внутри, требуя связи с Лесом, с Древом. Рядом, в такой же позе отчаяния, сидела Эмми. Девочка лет десяти, дочь трактирщика из пограничной деревушки. Ее схватили вместе с Флорой, когда та пыталась украсть мешок муки у мельника. Эмми видела, как корни по зову Флоры сбили с ног охотников. Видела ее руку. Теперь девочка смотрела на Флору не как на спасительницу, а как на самое страшное чудовище из лесных сказок. Она забилась в дальний угол клетки, огромные глаза полные слез и немого ужаса, стараясь не дышать, когда взгляд Флоры случайно падал на нее. Клетка. Прочный дубовый ящик внутри старого сарая, усиленный железными обручами. Дверь заперта на массивный висячий замок. Снаружи слышались грубые голоса, смех, звон оружия. Охотники. Человеческие псы, натравленные церковью и запуганными правителями на все, что пахло Лесом. Их было шестеро. Жестоких, алчных, верящих только в силу огня и стали. Флора сжала кулаки. Шипы под кожей ладоней впились глубже, вызвав новую волну боли. Бежать? Как? Даже если бы не наручники, даже если бы не Эмми… Силы покидали ее. Чем дальше от Леса, тем слабее она становилась. Древо Желаний звало, но зов его был как далекий гул, заглушаемый стенами и страхом. Оно требовало жертвы. Оно требовало Эмми. Эту мысль Флора гнала прочь, но она возвращалась, навязчивая и леденящая, как прикосновение Веспера. Дверь сарая с грохотом распахнулась. В проеме, залитый солнечным светом, встала массивная фигура Борка, главаря этой шайки. Его лицо, изборожденное шрамами, было красным от хмеля и злости. За ним виднелись другие охотники.

– Ну что, лесная тварь? – Борк плюнул на грязный пол перед клеткой. – Удобно устроилась? Готовишься к костру? Он будет жарким, обещаю. Особенно для таких, как ты. Он подошел к клетке, ткнул толстым пальцем в промежуток между прутьями в сторону Эмми.

– А эта? Твой перекус? Или тоже нечисть? Глаза большие, как у лесной кикиморы. Эмми вжалась в стену, зажав рот руками, чтобы не закричать.

– Она не имеет к этому отношения, – хрипло проговорила Флора. Голос звучал чужим, скрипучим, как ветка на ветру. – Отпустите ее. Она просто ребенок. Дочь трактирщика из Ривена. Борк громко рассмеялся.

– О! Заговорила! А я уж думал, только шипеть умеешь. И кого ты мне указываешь, гадина? Ребенок? Да она твоя сообщница! Видели все, как она пряталась за тебя! Обе пойдете на суд Святых Отцов. А потом…Он сладострастно облизнул губы.

– Костер очистит ваши грешные души. Или просто превратит в пепел. Он отвернулся, обращаясь к своим людям.

– Седлайте коней! Через час выступаем в Священный Город. Награда за эту нечисть – целых пятьдесят золотых крон! Да еще и девочку прихватим, вдруг и за нее что перепадет. Связать их покрепче! Особенно ту, что с корой. Не давать воды! Пусть сохнет, как ее лес. Охотники зашумели, задвигались. Борк вышел, хлопнув дверью. В сарае снова воцарился полумрак, наполненный тяжелым дыханием Эмми и тихим стоном Флоры. Пятьдесят крон. Цена ее жизни. Цена жизни ребенка. Отчаяние, холодное и липкое, сдавило горло. Она не могла позволить этому случиться. Не могла отвести Эмми к палачам. Но что она могла сделать? Силы не было. Только боль, страх и навязчивый шепот Древа, предлагавшего выход ценой души девочки. Флора уронила голову на колени. Шипы на руках кололи ее щеки. Она закрыла глаза, стараясь заглушить голос Леса, голос страха, голос боли. И вдруг… почувствовала нечто иное. Слабый, едва уловимый толчок. Не внутри нее. Снаружи. Под полом сарая. Глубоко в земле. Что-то большое, старое, спящее… и пробуждающееся. Корень. Огромный, древний корень, пролегавший где-то в недрах под этим сараем. Он дремал веками, но теперь… теперь он почуял ее. Проклятую. Укорененную. Его внимание было тупым, как у камня, но невероятно мощным. Флора инстинктивно потянулась к нему мысленно, как к утопающий к соломинке. Не командуя, не приказывая… умоляя. Помоги… Ответа не последовало. Только осознание его присутствия, его медленной, неотвратимой силы. И холод. Внезапный, пронизывающий холод, не имевший ничего общего с сыростью сарая. Холод, который она узнала бы среди тысячи других. Он просочился сквозь стены, сквозь землю, сквозь ее проклятую плоть. Он был как ледяной клинок, вонзающийся прямо в ту пульсирующую связь с Древом. Флора резко подняла голову, сердце бешено заколотилось в груди. Эмми тоже почувствовала что-то неладное, она перестала всхлипывать, широко раскрыв глаза от нового страха. Снаружи стихли голоса охотников. Наступила неестественная тишина, нарушаемая лишь нервным ржанием коней и… шагами. Медленными, размеренными шагами, приближавшимися к двери сарая. Шаги, которые, казалось, замораживали воздух на своем пути. Дверь не распахнулась с грохотом. Она открылась плавно, беззвучно, словно сама отъехала в сторону от фигуры, стоявшей в проеме. Веспер. Он стоял там, залитый теперь не солнцем, а холодным серым светом пасмурного дня. Его плащ из темного, почти черного бархата не шелохнулся. Лицо было бледным и непроницаемым, как маска из мрамора. Глаза, цвета зимнего неба перед бураном, медленно скользнули по сараю, мимо замерших в оцепенении охотников, и остановились на клетке. На Флоре. В них не было ни гнева, ни жалости. Только холодный расчет и та бездонная пустота, что исходила от семени в его груди.Он сделал шаг внутрь. Воздух вокруг него похолодел еще сильнее. Охотники, опомнившись, схватились за оружие. Борк выступил вперед, пытаясь скрыть дрожь в голосе напускной бравадой.