Вера смотрела на бумаги, потом на гобелен, опять на бумаги. Что-то в этом было волшебное, такое сильное, как грохот воды на плотине, где была ленивая равнинная речка, а потом кто-то подписал чертёж и смету, и вода превратилась в ревущую мощь, меняющую тысячи жизней.
В кончиках пальцев появилось пульсирующее желание к нему прикоснуться, хоть на секунду, поправить волосы, ощутить шероховатость ткани воротника, тепло кожи...
«Не смей. Отвернись, Вера, хватит.»
На гобелене худые рабочие долбили кирками гранит, один грузил камни в тачку, второй стоял, разминая спину, и смотрел на двоих хорошо одетых господ с папками и карандашами, разговаривающих с мужчиной в комбинезоне, который указывал на недостроенную галерею фабрики, и активно что-то объяснял.
«Кто-то катит мир, а кто-то бежит рядом и орёт: „Куда катится мир?!“
С кем я?»
Министр закончил с подписями, убрал всё в папку, сказал:
— Порядок. Теперь письмо начальнику графской службы МЧС Рубена. Иду на вы, с инспекцией, через два дня. Подпись, печать.
Вера улыбнулась:
— Решили предупредить?
— А что делать? Моя цель не человека уволить, а чтобы всё работало как положено. Уволить — много ума не надо, а попробуй на его место найди нового, чтобы и компетентный, и опытный, и честный, и согласился. Если человек плохо работает, это ещё не значит, что он бездарь, может, у него стимула нет. Если лентяй после пинка резко начинает хорошо работать, то пусть сидит на своём месте, его просто надо чаще пинать. А вот если он даже после пинка хорошо работать не начал, значит надо менять его. Лентяев полно, ну так это опытные лентяи, если вместо них набрать инициативных дураков, ничего хорошего не выйдет.
Вера вздохнула и кивнула:
— Мой мир это проходил. Я вам не рассказывала про китайский геноцид воробьёв и повальный белый чугун?
— Нет. Чем провинились воробьи?
— Ели много.
— Я их понимаю, — он улыбнулся и встал, вернул на место табличку и стул, протянул Вере руку, — пойдёмте и мы тоже что-нибудь съедим, и вы всё расскажете.
***
6.38.14 Дворцовый храмовый комплекс
Они поднялись на третий этаж, перекусили под исторический экскурс в волюнтаризм, потом министр посмотрел на часы и сказал, что пора идти за платьем. Но у портнихи как раз одевалась Лайнис, а фигуры у них с Верой оказались разные, о чём портниху никто не предупредил. Их попросили погулять ещё двадцать минут, Вера перекинулась парой слов с Лайнис, убеждаясь, что она действительно не пострадала, пожелала ей удачи, и вышла в коридор. Министр предложил потратить эти двадцать минут на дворцовый храмовый комплекс, потому что он ближе всего, взял у портнихи тёплую накидку для Веры, и через минуту они уже шли по внешнему саду.
Здесь была настоящая осень, влажная и холодная, фонари вдоль дорожки горели через один, луна за облаками намекала о себе тусклым пятном, деревья наклонялись над ними, мрачно перешёптывались редеющими кронами. В центре площади впереди молчал фонтан, по бокам застыли неразличимые в полумраке скульптуры. Вера остановилась и обернулась — сверкающий праздник внутри дворца казался отсюда таким бесконечно чужим и далёким, как будто она опять стояла на ступеньках дворца Кан, маленькая и беззвучная, у ног циничных каменных драконов.
