– Господи… Мэй?! – выдохнула она, а затем метнулась к телефону.
Скорая и полиция приехали через пятнадцать минут. Дом был оцеплен, тело Мэй накрыто простынёй, а дети – испуганные, холодные, в грязной одежде – уже сидели на диване, прижавшись друг к другу.
Молодой офицер, увидев лицо Дэрила, нахмурился. Мальчик то и дело усмехался, будто происходящее его вовсе не касалось. А вот Рэй не отрывался от брата, рыдая без остановки.
– Он мой брат… он мой… – повторял он, хватаясь за рукав Дэрила, – не забирайте нас… пожалуйста…
Офицеры не стали задавать много вопросов на месте. Детей посадили в полицейскую машину и увезли в больницу на осмотр. В больнице выяснилось, что тело Дэрила испещрено следами побоев. Синяки, застарелые ссадины, порезы. Рэй же, напротив, был чист – физически с ним всё было в порядке. Но его эмоциональное состояние было нестабильным: мальчик вздрагивал от любого звука, а ночью просыпался с криками, прося брата.
Дэрил вёл себя странно – он не проявлял страха или боли, наоборот, временами смеялся. Медсёстры смотрели на него с опаской, а врачи переглядывались.
– У мальчика отстранённый взгляд. Как будто он смотрит сквозь нас… – сказала одна из медсестёр. – Он будто знает что-то, чего не знаем мы.
– Или давно уже всё понял, – добавил врач тихо.
После ночи в больнице, братьев повезли в приют. Там, при оформлении, произошло то, чего боялся каждый из них.
– Рэя определили в приёмную семью, – сообщил им куратор, не смотря в глаза. – Люди из города, состоятельные. Хотят усыновить мальчика, дать ему шанс на новую жизнь.
Когда воспитательница потянулась к Рэю, чтобы отвести его, тот вцепился в брата мёртвой хваткой.
– Нет! Нет, не надо! Не оставляйте меня! – кричал он, заливаясь слезами.
Дэрил, в свою очередь, вырвался, ударил по столу кулаком и прошипел:
– Не трогайте его!
Воспитатели с трудом оттащили Рэя, который продолжал звать брата, пока его не увели за дверь. Последний взгляд Рэя, полный отчаяния и боли, остался врезан в память Дэрила навсегда. После этого в приюте для Дэрила начался ад. Другие дети дразнили его, называли «сыном шлюхи», «ублюдком с шрамом». Старшие мальчики толкали его в коридорах, прятали еду, а одна из девочек, Лора, два года как старше, однажды швырнула в него тетрадь со словами:
– Ты даже плакать не умеешь, чудовище!
Вечером того же дня двое подростков, Джим и Питер, заперли его в прачечной вместе с Лорой, решив «поиграть». Они начали оскорблять его мать, смеяться, плевать в него. Лора в порыве ярости толкнула его к раковине, а затем кто-то из мальчиков случайно выбил стекло. Дэрил смотрел на него, как заворожённый. Он молча подошёл, поднял острый осколок и в следующую секунду вонзил его в шею Лоре. Она закричала, кровь брызнула на кафель, и девочка с воплем упала, хватаясь за шею. Остался рваный, глубокий шрам.
Педагоги были в шоке. Когда Дэрила вызвали к директору, женщина строго спросила:
– Почему ты это сделал?
Он пожал плечами, а затем хладнокровно произнёс:
– Да лучше бы она сдохла.
После этого случая комиссия решила немедленно перевести его в государственную клинику для душевнобольных.
Так в его жизни появился Эдвард Миллер – молодой, амбициозный профессор психологии, только начинавший практику. Он получил назначение в детском отделение и впервые встретил Дэрила в комнате с решётками на окнах, где мальчик рисовал мотыльков на стене острым гвоздём. Эдвард ещё не знал, с кем имеет дело.
