Читать онлайн Елена Райдос - Круг Офира

Амбар, который егеря барона фон Куггера беззастенчиво реквизировали для своих нужд, можно было бы назвать тюрьмой только с очень большой натяжкой, но для заключённых это служило слабым утешением. Сбежать из сего непритязательного строения, охраняемого вооружёнными до зубов профессиональными вояками, не представлялось никакой возможности. Не удивительно, что лица связанных и изрядно потрёпанных пленников были мрачны, а в их взглядах легко читалась обречённость.

Что тут скажешь, жизнь ландскнехтов по определению была полна опасностей и уж точно никак не могла претендовать на то, чтобы длиться до глубокой старости. Никто из дюжины пленников и не рассчитывал встретить смерть в собственной постели, окружённый любящими родственниками. И всё же каждый из них в глубине души надеялся погибнуть в бою, а не болтаться в петле, вызывая своими предсмертными конвульсиями глумливые замечания зрителей. Увы, не срослось. Его милость оказался любителем поиграться в правосудие и не позволил егерям тупо прирезать пленённых наёмников своего менее удачливого соседа.

Нужно отметить, что фон Куггеры вообще славились прямо-таки патологическим пристрастием к порядку. Их кредо заключалось в соблюдение законности, правда, трактовали они закон исключительно как личную прихоть, но кто им судья? В этом мире законным признавалось лишь право сильного, а слабым и проигравшим оставалось только сетовать на свою злую долю и смиренно принимать удары судьбы. У грубых наёмников, попавших в жернова баронского правосудия, со смирением явно было не всё благополучно. Их угрюмые лица и злобное ворчание откровенно свидетельствовали о ненависти к участникам затеянного Куггером фарса с судом и позорной казнью профессиональных вояк, словно те были какими-то пошлыми разбойниками.

Впрочем, ради справедливости следует признать, что атмосфера осуждения и уныния, царившая в тюремном амбаре, разделялась не всеми смертниками. Один из пленников отчего-то пребывал в расслабленном, можно даже сказать, приподнятом настроении. На губах этого светловолосого здоровяка играла отрешённая улыбка, а в его небесно-голубых глазах не было даже намёка на отчаяние или злобу. Вит, так звали этого ландскнехта, вообще был странным малым, как бы не от мира сего. Сражался он бесстрашно и весьма умело, но в мирной жизни частенько проявлял такую детскую непосредственность, что приводил своих товарищей по оружию в недоумение.

Начать с того, что Вит не употреблял спиртного, хотя здоровье позволяло ему выпить хоть бочку шнапса без плачевных последствий для организма. В быту он был подчёркнуто неприхотлив, мог запросто не есть и не спать сутками, зато к гигиене относился с религиозным фанатизмом. В любую погоду парень начинал свой день с купания независимо от того, какой температуры была вода. Даже когда поверхность пруда или озера покрывалась льдом, он не ленился поработать топором, чтобы добраться до вожделенной влаги.

Вит ни с кем особо не дружил, однако в общении неизменно проявлял добродушие и подчёркнутую, вроде бы даже естественную вежливость. Но как-то так получалось, что его высказывания частенько граничили не то с глупостью, не то со святотатством, вызывая у собеседников стойкое желание держаться подальше от этого смутьяна. Кстати, в посещении церковной службы сей странный персонаж ни разу замечен не был, что делало его вдвойне подозрительным. Никто не знал, откуда он явился и почему стал наёмником. Не похоже было, чтобы он взялся за оружие ради заработка или с целью кому-то отомстить. Дрался парень хоть и профессионально, но без огонька, словно просто выполнял рутинную работу.

Впрочем, вреда от него не было никакого, зато за ту пару месяцев, что Вит служил в отряде ландскнехтов, жизней своих товарищей он спас немало. Правда, сам он считал свои боевые подвиги чем-то само собой разумеющимся, и ему даже в голову не приходило предъявлять какие-то претензии спасённым или претендовать на особое к себе отношение. Причём было совершенно непонятно, то ли это от бескорыстия, то ли от недалёкого ума. В общем, парень-загадка, которую никому не хотелось разгадывать.

К предстоящей казни Вит отнёсся не просто без трепета или возмущения, а скорее, с радостным возбуждением, как гурман, предвкушающий знакомство с новым экзотическим блюдом. Наверное, будь он в отряде новичком, его товарищи решили бы, что парень просто поехал кукухой от страха, но они не понаслышке знали о его бесстрашии, а потому восприняли очередную причуду странного блаженного мужика как ещё одно свидетельство его неадекватности, и только. Впрочем, это не помешало пленным ландскнехтам отодвинуться от Вита подальше, поскольку смотреть на его радостную физиономию им было противно. Видимо, философское отношение одного из них к перспективе закончить свою жизнь, болтаясь в петле, сбивало остальных с естественного и, кстати, вполне оправданного мизантропского настроя.

Пожалуй, единственным, кто смог бы по достоинству оценить жизненную позицию сего доморощенного философа, был барон, присвоивший себе права безжалостного, но справедливого судьи. Справедливого, естественно, в его собственном представлении. Из казни ландскнехтов своего соседа он устроил настоящее шоу и наслаждался им с самозабвением истинного театрала. Пленников выводили по одному во двор хутора, где стараниями баронских слуг было организовано некое подобие зала суда. В качестве обвинителя выступал командир отряда егерей, а роль судьи герр фон Куггер, естественно, оставил за собой. Защитника не было вовсе, видимо, чтобы без нужды не затягивать процесс. Дознание длилось от силы десять минут, после чего его милость пафосно выносил очередной смертный приговор, который тут же и приводили в исполнение двое дюжих егерей из баронского отряда.

Поскольку никакой альтернативы повешению в меню барона предусмотрено не было, палачи заранее крепили верёвочную петлю на ветке раскидистого дуба, служившего благородному суду чем-то вроде зонтика, защищавшего головы участников сей жестокой расправы не то от палящих лучей солнца, не то от гнева господня. Так что очередная жертва правосудия прямо во время заседания суда имела возможность лицезреть не только качающиеся на ветках дерева тела ранее осуждённых, но и предназначенное конкретно для неё местечко на этой импровизированной виселице. Ну а постановщик сего спектакля получал ни с чем не сравнимое удовольствие понаблюдать за реакцией подневольного актёра на свою садистскую мизансцену. Эдакий мастерский штрих в безупречной постановке.

Вряд ли Вит был таким уж страстным ценителем театрального искусства, тем не менее ему отчего-то не терпелось принять участие в спектакле барона фон Куггера. Видимо, поэтому он специально уселся прямо напротив двери амбара, как бы в первом ряду, чтобы его отправили на казнь одним из первых. Поскольку вокруг нетерпеливого смертника естественным образом организовалось пустое пространство, подручным палачей и выбирать-то особо не было нужды. Но нет, они упорно игнорировали этого странного мужика с его блаженной улыбкой. Крона дуба уже украсилась пятью мёртвыми телами повешенных ландскнехтов, но Вит по какой-то неведомой причине оставался как бы неприкасаемым. Вот и опять двое егерей окинули плотоядным взглядом жавшихся по углам пленников и, обогнув торчавшего на проходе улыбчивого мужика, увели на расправу его менее оптимистично настроенного соседа.

Вит недовольно скривился, но воздержался от того, чтобы вслух комментировать странное поведение баронских слуг. Хотя этот откровенный игнор его и раздражал, но настроения не портил. Судя по тому, как быстро пустел тюремный амбар, Куггеровский конвейер смерти работал споро и слаженно. Так что как бы подручные палачей ни капризничали, но рано или поздно должна была подойти и его очередь поучаствовать в судебном фарсе барона. В конце концов, спешить было совершенно некуда, его милость был настроен весьма решительно, и можно было не опасаться того, что судье вдруг взбредёт в голову помиловать кого-то из пленников.

И всё же Вит немного завидовал тем жертвам баронского правосудия, которым повезло уже закончить свой жизненный путь под раскидистой кроной могучего дуба, и чьи мёртвые тела сейчас мерно раскачивались на ветру, как бы напоминая живущим о том, что всё в этом бренном мире преходяще. Впрочем, ничто не давало повода завистнику усомниться в том, что и для него уже зарезервировано персональное местечко в этой апокалиптической зарисовке, а потому на его губах витала мечтательная улыбка, видимо, в предвкушении того долгожданного момента, когда наконец настанет его очередь покинуть тюремный амбар, чтобы присоединиться к дружной компании казнённых ландскнехтов.

Разумеется, сам по себе банальный сценарий пошлого баронского спектакля был Виту совершенно не интересен. Ничего новаторского или даже просто оригинального в нём не было. Местные юнкеры частенько прикрывали свой беспредел играми в закон. Главная интрига заключалась в том, что должно будет случиться после оглашения обвинительного приговора, когда на шее ещё одного ландскнехта затянется петля, и его душа, освободившаяся от оков бренной плоти, отправится в свой последний полёт прочь из этого мира, оставив ему на память о своём недолгом пребывании лишь мёртвую пустую оболочку.

Любой нормальный человек, наверное, счёл бы подобные суицидальные фантазии либо извращением, либо натуральной шизой, но на самом деле они не были ни тем, ни другим. Дело в том, что Вит вообще не был человеком, он был жителем Аэрии, а потому участвовал в этой Игре не в качестве аватара, а в качестве игрока. Не удивительно, что предстоящее расставание с физическим телом его ни капельки не огорчало, ведь это была всего лишь игровая оболочка, даром что от одного взгляда на сие совершенное творение аэрских учёных даже чемпион в соревнованиях по бодибилдингу, наверное, сдох бы от зависти. Аэры вообще относились к своим телам довольно прагматично и потребительски, в том числе и к родным, а уж игровые оболочки вообще воспринимали как расходный материал.

Для истинного аэра цель погружения в Игру заключалась в получении нового опыта, недоступного в родимой Аэрии, и процесс расставания аэрской души с аватарской оболочкой несомненно был в топе достопримечательностей игровой реальности. Так что интерес Вита к процедуре повешенья был вполне объясним, тем более, что он был в Игре новичком и пока не успел набраться опыта в области аватарских обычаев по умерщвлению соотечественников. Это воплощение в аватарском теле было всего лишь третьим на счету начинающего игрока. Две его предыдущие смерти в Игре оказались настолько быстрыми, что он возвращался в симулятор прежде, чем успевал даже просто осознать, что умер. Это было досадно, поскольку делало Игру какой-то искусственной, лишённой некоторой доли реалистичности.

Зато теперь игроку конкретно повезло, Игра таки сподобилась подарить ему замечательную возможность обогатить свой опыт. Судя по унылым замечаниям обречённых пленников, смерть в петле не была мгновенной, напротив, повешенье вроде бы предоставляло возможность умирающему в полной мере насладиться тем пограничным состоянием, которое отделало жизнь от смерти. В Аэрии получить подобный опыт было невозможно чисто физически, поскольку аэры полностью контролировали процесс своего перевоплощения. Только Игра позволяла расширить горизонт познания в этой таинственной области. Не удивительно, что азартному игроку не терпелось окунуться в сие интригующее приключение, и необходимость дожидаться своей очереди на казнь поднимала в его душе волну недовольства.