Крылья для одиночек. Книга о людях, какими я их люблю - страница 8



Жил чего-то нездешнего ради
Но живою водицей меня окропил
Мой весёлый неграмотный прадед
Он сказал мне:
«Сергуня! Ты в книжки не верь!
Толку чуть в граматейской приблуде!
Вот обложка – она называется «дверь»
Вот слова – называются «люди»
И с тех пор я запоем читаю глаза
Наплевав на точёные перья
Я – где речь. И река. И любовь. И гроза
За обложкой судьбы. Я – за дверью

«Венеция! Венец и я, и время…»

Венеция! Венец и я, и время
Ослепший дож и нож в спине вождя
Кураж вражды, смекалистость еврея
Собор в тяжёлой мантии дождя
Мосты, мечи, канальи и каналы
Божба, беда, победа над бедой
Скупцам – навар, спасителям – анналы
Тем и другим – могилы под водой
Распятия из золота и спеси
История, где порох или прах
И плесень, плесень, плесень, плесень, плесень
В глазах, в сердцах, на стенах, на руках
Но готики распахнутая рана!
Но Караваджо горние миры!
Но Божий свет под кистью Тициана!
Но площади, но арки, но дворы!
Быть для талантов бабкой повивальной
Быть для влюблённых ложем кружевным
Быть для бессмертной музыки – Вивальди
И так – до самой смерти – быть Живым!
Живым, где смех и песни гондольера
Где свет и мрак, где суша, и моря
Где есть любовь, и творчество, и вера,
Италия и талия твоя.

«Я помню руки бабушки моей…»

Я помню руки бабушки моей
Прожилки их, и пятнышки, и тени
Как карты неизведанных морей
Исчерченные шрамами течений
Как волны белые, обнявшие меня
И схлынувшие в бездну невозвратно
И я живу, под веками храня
Их тёплый свет, прожилки их и пятна
Я падал в грипп, метался и кричал
Тонул как лодка в набежавшем стоне
И вдалеке мне чудился причал —
На жарком лбу прохладные ладони
Что я, глупец, про эти руки знал
Смеясь взахлёб и от обиды воя?
А это был любви девятый вал
Накрывший моё детство с головою
Как были эти руки хороши
Из бездн каких к каким вели вершинам!
Всю правду неэвклидовой души
Я выучил по старческим морщинам
Талант – нежданный гость, метеорит
Бессмертия стежок на ветхой ткани
Но он твои грехи не искупит
И человеком за тебя не станет
Но человеком делает добро
Полёт и ремесло, успех и муки
И детства дар. И неба серебро
И океан любви. И эти руки

«Гибридом скорпиона и тельца…»

Гибридом скорпиона и тельца,
Щенком нелепым непонятной масти
Я был рождён. Я разбивал сердца,
По глупости кроша своё на части
Я был любим так яростно отцом
И матерью – настолько без остатка
Что долго и повадкой и лицом
Был их любви нечётким отпечатком
Я жить хотел, но принимал за жизнь
Свободу от заботы и опеки
И падал в ад под выкрики «держись!»
И думал, что останусь там навеки
Стояли предки за моей спиной —
Пропойцы, работяги, бедолаги
И русской правды ковш берестяной
Достался мне, горючей полон влаги
Я был рабом своих любимых книг
Блюстителем высокородных строчек
Стихов александрийский мой ночник
Пылал в любое время дня и ночи
И в головокружении идей
Я, одержим чужими письменами,
Любил людей и обижал людей
И часто трусил (это между нами)
Меня учил профессор всех наук
Пророк в очках с резинкой вместо дужки
Но мне милей усталость честных рук
И дрожь станка, и запах свежей стружки
Всегда чужой на сборищах вельмож —
Их галстуки секли меня мечами —
Я был на деда-грузчика похож
Изяществом (но это между нами)
Я львов порой не отличал от крыс
Не видел благ, что предо мной лежали
А ту, в ком жизнь приобретала смысл
Обманывал, стремясь за миражами…
Я знал, где правда, но стоял во лжи
Она как рожь вдали сливалась с небом
Любил любовь, но верил в миражи
Выл от любви, но сам любовью не был