Ночью, когда за окнами клубился мрак, даже Институт не казался безопасным пристанищем, которым, конечно же, был. Когда на мир опускается ночь, самые привычные вещи начинают видеться пугающими. Как в детстве, когда в отбрасываемых ветвями деревьев тенях видятся скрюченные сухие руки, и ты боишься слезать с кровати, потому что под ней притаилось чудовище.
По привычке тряхнув головой, избавляясь тем самым от непрошенных трусливых мыслей, я все так же тихо пошла вперед. Просто для того, чтобы убедиться, что ничего страшного там нет. Что здесь – безопасно. Услышанные мной шаги действительно принадлежат какой-нибудь девушке, которой этой ночью не спится. Ветер – самый обыкновенный сквозняк, а у меня просто разыгралось воображение.
Впереди раздался щелчок и какой-то глухой звук, вызвавший ассоциацию с распахнувшимся окном. Я ускорилась, преодолела длинный коридор и, дойдя до самого его конца, замерла.
Одно из окон в самом деле было открыто.
Я подошла поближе, выглянула на улицу, и мое сердце оборвалось.
По узкому парапету, балансируя невесть каким чудом, неспешно двигалась тонкая девичья фигурка. Темнота была такой плотной, что даже множество садовых фонарей и окружающих Институт огней не могли ее разогнать. И самое главное – девушка, которую я видела лишь смутным темным силуэтом, будто намеренно шла там, куда не дотягивался свет.
«Она сомнамбула?» – первая, пришедшая мне в голову связная мысль.
Следующее, о чем я подумала: надо что-то делать. Как-то самой ей помочь, или позвать кого-нибудь на помощь. Но в следующую секунду память воспроизвела все те скудные сведенья, которые мне были известны об этом темном заболевании: человека в таком состоянии нельзя будить и вообще как-то на него воздействовать. Да и звать мне некого. Одногруппницы отпадают, а в корпус преподавателей я и подавно среди ночи не попаду.
Пока эти мысли стремительно проносились в сознании, девушка дошла до края парапета и… спрыгнула вниз.
Мое сердце оборвалось повторно. Не знаю, как успела вовремя зажать рот рукой и не закричать. Со смесью неверия и ужаса наблюдала за тем, как вместо того, чтобы разбиться, девушка плавно опускается на землю. Ее окружали легкие темные сполохи, мягко подхватывающие и не дающие упасть. Она сделала еще несколько шагов вперед, продолжая держаться в тени, и исчезла из поля моего зрения.
Я застыла, словно парализованная.
Просто в голове не укладывалось, что все, только что увиденное – реально. Может, я все еще сплю?
Как могли принять в Институт девушку, страдающую такой наводящей на всех ужас болезнью? Нас всех ведь проверяют, не знать об этом не могли. Или я ошиблась, и это не сомнамбулизм, а нечто другое?
Чем это еще может быть, предположений у меня не было.
Не успела я подумать, стоит ли рассказать кому-нибудь из преподавателей об увиденном, как воздух над Институтом внезапно заискрил – в одном месте, между главным корпусом и Северной башней. Казалось, что это загорелась невидимая бумага, в которой вдруг прожгли дыру. Но это была не бумага, а покрывающий Институт защитный купол, в котором расползалась брешь.
Сердце оборвалось в третий раз и учащенно забилось, когда по столице прокатился предупреждающий об опасности гонг. Сначала один, а через недолгую паузу второй раз.
Медлила я недолго. Выработанные рефлексы опередили осознание, и прозвучавший гонг заставил отойти от окна. Только вот вместо того, чтобы идти в свою комнату, зажигать свет и никуда не высовываться, как и полагается всем добропорядочным жителям, я неотрывно смотрела на расползающуюся в барьере дыру. Как завороженная наблюдала за тем, как она становится все больше и больше… А когда, опомнившись, все-таки собралась уходить, бокового зрения коснулся внезапно появившийся поблизости свет.
