Любима продолжала:
– Она погубит тебя, Добронрав. Помяни моё слово. И если ты не совсем дурак, то ты больше и близко у сириновых дубрав не появишься. Я ничего не скажу родителям о своём сегодняшнем наблюдении. А ты не пойдёшь больше к ней. Иначе…
Любима с сожалением развела руки в стороны, изображая смирение и покорность судьбе. Добронрав не видел этого жеста, но каким-то неизведанным чувством ощутил, что сделала сестра.
– Подумай об этом, братец.
Выходя, она громко захлопнула за собой дверь.
Добронрав долго смотрел Любиме вслед.
Сестра даже не представляла, какой он был дурак.
* * *
Молиба от души расхохоталась, когда Добронрав рассказал ей, как пьяные бояре собирались идти войной на вещих птиц. Рассказывал в красках, в лицах, перебегая с места на место, и изображал каждого участника диалога в свойственной ему манере.
Крылатая дева лучилась радостью и весельем от его историй. Смеясь, она тем не менее старалась не отрывать взгляд от Добронрава, чтобы не пропустить чего-нибудь занятного, поскольку даже в его мимике порой крылось нечто, что заставляло сирин смеяться.
– Нет, ты представляешь? – Добронрав наконец упал рядом с ней и блаженно растянулся на ворохе прелой листвы.
Молиба снова прыснула от того, каким резким и неожиданным был переход между озорным и весёлым Добронравом к Добронраву серьёзному и даже слегка виноватому.
– Нам стоит быть осторожнее, – заметила Молиба и огляделась.
Сам боярич улыбнулся – втайне он боялся, что после этого рассказа Молиба посчитает их встречи слишком опасными и решит всё прекратить. Но и скрыть столь глупую ситуацию тоже не мог. Парня так и подмывало выложить это всё. И судя по тому, как звонко Молиба смеялась, он добился желаемого.
Только об одном умолчал в тот день Добронрав – о своём разговоре с Любимой. О том самом разговоре, о котором вообще не хотел вспоминать.
– Значит, будем осторожнее, – посулился человек.
Сирин лукаво на него посмотрела.
– Это я слышу от безумца, который каждую седмицу бегает туда, куда нормальный человек не сунется под страхом смерти?
– Именно так! – выпалил Добронрав и засмеялся. А потом добавил совершенно серьёзно: – Я прослежу за ними. И остановлю, если они вернутся к этой идее.
Сирин пристально на него посмотрела. Парень смутился.
– Даже если это опасно?
– Конечно! Слушай, Молиба, если это случится, то из-за меня. Но я всё исправлю. Верь мне. Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя случилась беда…
Молиба странно, очень серьёзно посмотрела парню в глаза. На краткий миг бояричу показалось, что у неё навернулись слёзы.
– Слушай, а ты выбросила мою жалейку? – Добронрав на всякий случай решил сменить тему.
– Нет, зачем бы мне? – удивилась Молиба, и лёгкий румянец отчего-то тронул её щёки, сделав сирин ещё прелестнее.
– Хочешь сыграю?
– И этот парень мне только что говорил, что будет осторожнее!
– Ай, блин, я не подумал, – Добронрав с размаху припечатал себя по лбу, вспомнив, какой громкий звук у жалеек.
– Вот это уже больше на тебя похоже.
Молиба сидела на поваленном дереве. Пышные светло-русые волосы каскадом спадали на плечи и, к великому сожалению парня, закрывали грудь. Крылатая дева, по своему обыкновению, склонила голову набок и с загадочной улыбкой рассматривала Добронрава. В бездонных изумрудных глазах блистали озорные молнии.
Кругом их обступали могучие дубы. Кое-где кроны поредели, но в большинстве своём листья остались на месте, только пожухли и сделались грязно-коричневого цвета. Трава пожелтела, там и здесь торчали жёсткие, мрачного вида стебли.
