– Что с тобой, ненормальной, связываться? Дикий звереныш! Покусаешь еще чего доброго!
Мира, конечно, не кусалась, но с детства усвоила, что за все приходится платить. Ничто не дается легко, без борьбы. Вот и боролась каждый день за свое существование, а ночами вздыхала от тоски и безысходности, вспоминая, как счастливо, несмотря на постоянную нужду, они жили с мамой. Вырваться бы из этого круга, только куда пойти? Она окончательно оставила надежду выйти замуж. Кому нужна безродная сирота, которая ничего не могла принести в дом будущего мужа, кроме звонкого голоса и доброго сердца? Всем известно, что песней сыт не будешь, а доброта сродни простоте.
Мира не роптала и не жаловалась. Она привыкла довольствоваться малым, а потому особенно чутко воспринимала все, что происходило вокруг нее. Устала от бесконечных упреков. Ладно бы только тетка попрекала ее куском хлеба, так ведь и жены старших братьев показывали свой норов, нагружали работой и придирались к мелочам.
Однажды Мира не стерпела, когда старшая невестка будто нарочно уронила на пол свежеиспеченный хлеб, обвинив в нерасторопности девушку. Муж ее не пропускал ни одной женщины, та ревновала, а злость было не на ком выместить, вот и сорвалась на Мире.
– Неуклюжая приживалка! Откуда только руки растут? Теперь понятно, почему на тебя ни один парень не позарился за столько лет: и преданного с собой не принесешь, и последнее в доме мужа загубишь. По миру пустишь!
– Ты меня куском хлеба не упрекай! – неожиданно твердо ответила девушка. – Я многого не прошу, а, если кому и обязана, то только тетке, а не тебе.
Женщина, не ожидавшая такого отпора, вмиг залилась краской. Следовало проучить эту девчонку, пока не возомнила о себе неизвестно что.
– Голос на меня повышать посмела? Думаешь, помрет свекровь, я тебя тут оставлю? Погоди, стану хозяйкой, так тебе теперешняя жизнь сказкой покажется!
Молодая женщина схватила девушку за косу и сильно дернула на себя. Мира вскрикнула от боли и неожиданности.
– Разбаловали тебя, на шею себе посадили, – приговаривала женщина.
Неизвестно, чем бы закончилась эта ссора, только на кухне внезапно появилась Сильма.
– Что-то ты меня раньше времени хоронишь, дочка, – притворно-ласковым голосом произнесла она. – Погоди применяться к моему месту да поглядывать на мои ключи.
Женщина выразительно посмотрела сначала на сноху, а потом на связку ключей, висящую у нее на поясе. Те отпирали все двери и сундуки в доме и являлись олицетворением власти женщины, которую не оспаривал даже супруг.
– Мама, да разве я тебе зла желаю? – вмиг присмирела Рина. – Ее, криворукую учу. Твои сыновья зерно сажают, молотят, муку мелят, а эта хлеб по полу возит, будто ничего для нее святого нет.
– Тетя, неправда это! – воскликнула Мира.
Она, наконец, сумела освободиться и теперь переплетала разлохматившуюся косу. С надеждой взирала на тетку, которая хоть и не проявляла к ней родственных чувств, но и не обижала лишний раз. Могла, конечно, иногда ударить, но не сильно, а так, «для порядка», как она сама говорила.
– Помолчи, пока старшие говорят, прикрикнула на нее Сильма. – Приберись тут, а ты со мной пойдешь.
Стоило только обеим женщинам покинуть комнату, как Мира совсем растеряла остатки самообладания. Без сил опустилась на пол и, прижав к себе каравай, заплакала. Она давно так не плакала, с самой смерти матери, здоровье которой подорвала непосильная работа. Было больно и обидно от того, что никто ей не поверил, некому было за нее заступиться.
