– А теперь что изменилось? – устало спросила она. – По поручении старосты пришел?
Я замялся, стараясь справиться со смущением. Я всегда стеснялся красивых девушек, а Ксения была очень красива. У нее были необычные черты лица – выделявшиеся скулы и едва выраженный прищур глаз сочетались с типично украинскими круглыми щечками и аккуратным вздернутым носиком. Натуральные ярко-пшеничные волосы спадали ей на плечи.
– Нет, я сам решил. Не возражаешь, я присяду?
Она пожала плечами и взглядом указала мне на стул, который я сразу поставил напротив кровати. Ксения смотрела мимо меня, не проявляя большого интереса или делая вид, что не проявляет.
Лучше выпалю сразу, как есть и будь что будет, решил я.
– Я совсем тебя не знаю, но хочу быть честным. Я пришел по совету друга. Он считал, что мне это будет полезно, потому что считает меня сломленным. Так что я здесь как бы ради себя. У меня есть пара подготовленных фраз, честных, но стереотипных. То, что случилось с тобой – ужасная, чудовищная несправедливость. И мне очень жаль, что так произошло. Я не знаю, что еще сказать. Прости, если обидел.
Я выдохнул. Сейчас она меня выгонит, подумал я.
Ксения… улыбнулась. У нее была очень красивая, широкая улыбка.
– Нет, я не обижаюсь. Ты странный. И друг у тебя странный, если он считает нормальным навещать инвалида ради мотивации к жизни.
– Это Лиза Рудницкая.
– Вот как? Ого. Впрочем, ничего удивительного, это в ее стиле. И давно вы дружите? – она сделала сильный акцент на слове «дружите».
– Со вчерашнего дня.
– И она сразу рассказала обо мне?
– Сказала, что мне стоит увидеть тебя, чтобы меньше обращать внимания на собственные трудности.
– А какие у тебя трудности?
Я недоуменно посмотрел на нее. Думал, все знают.
– Максим, давай я тоже буду честной. Когда ты перестал посещать школу в конце прошлого года, мне было на это наплевать, как и тебе – на мое отсутствие после каникул. Мы с тобой совершенно не знакомы, у нас разный круг общения, и мы абсолютно чужды друг другу. Так и будет, пока мы не поговорим. Так что давай, рассказывай, что у тебя. Что у меня – ты и так видишь.
– Да рассказывать нечего. Хотел сделать трюк на скейте и упал, ударившись головой. Сильно ее повредил, что-то восстановилось, но не все. Иногда трудно формулировать мысли. Порой говорю короткими предложениями. Но самое плохое, у меня теперь редкий дефект головного мозга – приобретенная дискалькулия. Грубо говоря, я не умею считать.
– А как же ты учишься?
– Алгебре, геометрии, физике с химией – никак. Ставят тройки с закрытыми глазами. Мне литература и история всегда больше нравились. Хотя с датами по истории тоже непросто. Я справляюсь механическим заучиванием.
– Мне жаль, – сказала Ксюша. – С тобой случилась чудовищная несправедливость.
Все относительно, подумал я, но вслух, разумеется, не сказал.
В дверь постучала Инна Андреевна и внесла на подносе чай с печеньем. В Ксениной чашке торчала соломинка.
– У вас все хорошо, молодые люди? Спасибо, что Ксюшу навестил, Максим. Почаще бы друзья заходили…
– Инна Андреевна! – Ксения умоляюще посмотрела на сиделку.
– Все, все, ухожу.
Она поставила поднос на тумбочку у кровати и вышла. Мы устроились у тумбочки. Ксения наклонилась к соломинке, и ей на лицо упал неуложенный локон ее растрепанных волос. Она тщетно попыталась сдуть его обратно.
Я, не задумываясь, машинально заправил ее непослушный локон за ухо.
