– Спасибо, – поблагодарила она и стала пить.
В этот момент я понял, что печенье положили для меня, и она его взять не сможет.
– Будешь печенье? – спросил я.
Она кивнула. Я разломил печенье на несколько небольших кусков и, жутко стесняясь, скормил ей. Было видно, что ей это так же неловко, как и мне.
– Тебе пока не давали протезы?
– С этим есть трудности. Большая проблема, что локтевые суставы не сохранились, и к тому же нет обоих рук, так что от простых протезов толку немного. Папа ищет сейчас какие-нибудь специальные, а пока обхожусь без них. Пробую тренировать ноги, но пока получается немного. Зато научилась включать магнитофон носом.
Я попробовал представить, как она это делает. Ксения, видимо, прочитала мои чувства по выражению лица.
– Мне не нужна твоя жалость, – жестко сказала она.
– Извини… Это просто естественно.
– Я понимаю. И все же не надо меня жалеть. Иначе я тебя выгоню.
Я понял, что она серьезно. Мы молча допили чай, я отнес поднос и вернулся к Ксюше. Она сидела на кровати и отрешенно смотрела в окно. Я обратил внимание на большой книжный шкаф у стены. Интересно, что она читает?
– Я могу взглянуть? – я показал в сторону книг.
– Пожалуйста.
Я открыл стеклянные створки… Хорошо, что я стоял к ней спиной и она не видела мою отвалившуюся от удивления челюсть. Батюшки светы… Плотные ряды книг, корочка к корочке, аккуратно отсортированные толстые тома. Русская классика, Толстой, Достоевский, естественно, Пушкин с Лермонтовым, Тургенев. Зарубежную литературу представляли Шекспир, Манн, Маркес, Воннегут, Ремарк, Хэмингуэй и Кафка. Это было далеко не все, конечно. Скользнув по книгам Оруэлла и Хаксли, мой взгляд уцепился за целую «философскую» полку – скромные тома «Капитала» подпирал весьма внушительный винегрет из трудов Платона, Декарта, Гоббса, Августина и Маккиавелли… разумеется, венчал этот ряд Ницше. После всего этого учебная литература по истории религии и философии смотрелись чем-то самим собой разумеющимся.
Никаких детективов. Никакой фантастики или фэнтези, и прочей развлекательной литературы. Ни одной такой книги.
Я покосился на Ксению. Она смотрела на меня, тщательно изображая скуку и безразличие. Ей было интересно, как я отреагирую, и у нее совершенно не получалось это скрыть.
– Маккиавелли и Ницше против Августина и Маркса. Думаю, стороне циников и человеконенавистников пригодилась бы помощь Мальтуса, почему его нет в твоей коллекции?
Иногда лучше бы молчать, за умного сойдешь.
– Где его сейчас достанешь на русском? И потом, Мальтус крайне поверхностный и интеллектуально никакой. Ты оскорбляешь мой интеллект, если думаешь, что я приобрету его для своей коллекции. И это не «коллекция», это моя библиотека. И Ницше не циник. Это самый страстный и бескомпромиссный человек – из тех, что стоят на этой полке.
Но то, что он человеконенавистник, ты не споришь, ухмыльнулся я про себя.
– И это не книги твоих родителей?
– Папа иногда брал почитать что-нибудь, но вообще у них свои книги есть.
Я снова сел рядом.
– Хочешь сказать, что все это читала?
– Смеешься? Для половины этих книг я не обладаю нужным культурным и интеллектуальным багажом. Но со временем я, конечно, прочитаю их все.
– Уважаю.
– Спасибо.
– Жаль, что мы вряд ли сможем обсудить что-нибудь философское. Я не читаю в таком объеме и уж точно не столь тяжеловесное. Для философских диспутов одной пролетарской чуйки не хватит.
