– А я считаю, что любовью называют просто привычку друг к другу. Когда страсть утихает, но хочется остаться вместе по другим причинам – потому что комфортно, общие интересы или те же дети, например. А так – это химия головного мозга.
– Чудесная волшебная химия, перед которой невозможно устоять. Мы все дофаминовые наркоманы. Если хорошенько подумать, все наше мышление – это химия, давай сожжем твой философский шкаф – хранитель плодов бессмысленных химических реакций.
– Подожди.
Она почесала нос об культю. Сделала это машинально, уже по привычке. И продолжила говорить.
– Я не говорила, что любовь – это плохо и неправильно. Она нужна нам – для продолжения рода и чтобы не было одиноко. Просто ее чрезмерно романтизируют и переоценивают, а потом страдают из-за обманутых ожиданий.
– Ксюша, а твои родители любят друг друга?
– Конечно. Но по-взрослому, серьезно.
– То есть любовь – это что-то вроде дружбы? Конечно, это родственные чувства, я могу сказать, что люблю своих друзей. Но с девушкой по-другому – бабочки в животе и все такое…
Мы проговорили с ней часа два. Это была непростая беседа, потому что я старался произвести хорошее впечатление и взвешивал каждое слово. Чересчур осторожно. Но все же это был хороший разговор. Я был рад, что смог немного ее отвлечь, хотя понимал, что она каждый миг прекрасно сознает свое состояние.
Мы говорили как добрые друзья. О философии, истории, любви и свободе… Это было очень странно. И здорово. Я увидел, что она изредка бросает взгляд на настенные часы и понял, что мне пора.
– Я нахожу, что ты прекрасный собеседник, товарищ бывший пионер Шумейко, но мне пора идти. Огромное тебе спасибо.
– За что, Максим?
– За этот разговор. За то, что ты меня удивила.
У меня созрел отличный план.
– Ксюша, можешь дать мне что-нибудь почитать? То, что тебе нравится.
А я у меня будет повод зайти, чтобы вернуть книгу. Поговорить. Взять еще одну. Поговорить. Повторить. Отличный план.
– Дай подумать…
Она сощурила глаза, глядя на меня, как будто раздумывая, что бы мне посоветовать.
– Возьми из собрания Ремарка вторую справа.
Вторая справа. С этим я разбирался уже на автомате. Выкинув из кулака количество пальцев, соответствующих числу «два», я ткнул ими в книжный ряд и достал нужный том.
Роман назывался «Три товарища».
– У каждой девушки, даже настоящей стервы, должна быть своя слабость. Моя слабость – это Эрих Мария Ремарк, обожаю его. И мне все равно, что ты об этом думаешь. Он лучший писатель потерянного поколения. А мы с тобой, Максим, тоже потерянное поколение.
– Я не читал Ремарка.
Она сердито посмотрела на меня как на безграмотного варвара.
– Значит, ты прочитаешь все, что у меня есть! Конечно, если тебе понравится. И давай сделаем так – я запрещаю тебе навещать меня, пока ты не прочитаешь эту книгу. Во-первых, нам будет что обсудить, а во-вторых, посмотрим, насколько сильно тебе захочется со мной поговорить. Только чтобы без обмана, я проверю.
У нее была такая игривая улыбка.
На свете не было ничего прекраснее.
***
Я передаю книгу Лизе, она задумчиво листает.
– Хорошая? – спрашивает она.
– Да, мне понравилась. Прочитал за три дня, и не потому, что хотел снова увидеть Ксюшу. Точнее, не только поэтому. Но роман был очень депрессивный – действие происходит в межвоенной Германии, такой же примерно кризис, как у нас. Главный герой – спивающийся ветеран Первой Мировой, все богатство которого – дружба и любовь. Этого достаточно, чтобы жить и даже быть счастливым, только одного из его друзей убивают, а возлюбленная умирает от туберкулеза.
