– Звучит очень жестоко.
– Зато правда.
– А если бы я не напал на твоего обидчика, мы бы не подружились.
– Тоже правда. Но звучит жалко.
***
Сначала я ходил к ней пару раз в неделю, но со временем все чаще, и, в конце концов, практически каждый день. Выходные я пропускал, но лишь потому, что Ксюша меня просила. Не хотела знакомить меня с родителями. Меня это не особенно волновало.
Я нашел общий язык с ее сиделкой, Инной Андреевной. Она искренне заботилась о своей подопечной, была ей еще и педагогом, вела домашнее обучение.
Это было яркое воспоминание, в начале нашей зимы. В тот день дверь мне открыла сама Ксения. Она встретила меня в коридоре и с улыбкой показала мне… руки. Конечно, это были лишь элегантные протезы, совершенно нефункциональные, но смотрелись почти как настоящие. По крайней мере, она смогла открыть дверь с их помощью, хотя ей и потребовалось немало времени. На Ксюше была серая облегающая водолазка и строгая деловая юбка, подчеркивающая красоту ее стройных ног в темных колготках. Причесанные золотистые волосы были собраны в хвост.
– Ну как?
Ее неестественные пластмассовые ладони практически не бросались в глаза.
– Ты… Ты очень красива. Но почему не предупредила, что мы куда-то идем. У меня ни копейки, и одет как обычно.
– Подожди. Я пока еще не готова выходить в свет. Если честно, даже погулять. Мне кажется, на меня все будут смотреть. Но я готовлюсь. Хвали меня больше, и добьешься своего. Хочу сводить тебя в театр. Для этого я одета простовато, но я что-нибудь придумаю.
Инна Андреевна позвала меня из кухни.
– Максим, поможешь мне почистить картошку? Я помогу Ксюше переодеться и сразу вернусь.
– Конечно, Инна Андреевна.
– Заканчивай с готовкой и приходи, – подмигнула Ксения, и они ушли к ней в комнату.
На кухне место было подготовлено заранее, я помыл руки и сел чистить картошку, ожидая Инну Андреевну.
Когда она вошла и села рядом, я сказал тихо:
– Спасибо за то, что позвали, Инна Андреевна. Я уже давно хотел бы с вами поговорить наедине, но не знал, как это сделать.
– Не за что, Максим. Я тоже хочу с тобой серьезно поговорить.
«Серьезно поговорить» – это плохое словосочетание.
– Сначала давай ты, – сказала она и кинула свежеочищенную картофелину в кастрюлю.
– Я хотел у вас честно спросить, как она справляется? Я понимаю, что с этим невозможно хорошо справиться, но насколько плохо ее «плохо»?
– Честно говоря, довольно плохо, Максим. Ее до сих пор беспокоят фантомные боли, и ей трудно взаимодействовать с окружающим миром. Есть несчастные люди, которые рождаются без рук, и они с детства очень многое могут делать ногами. Я надеялась, что и Ксюша сможет также, но ей не хватает гибкости Мы делаем гимнастику и тренируемся, но ей это слабо помогает. Но самое плохое – это психологический аспект. Она очень угнетена.
– Никогда не видел, что ей плохо. Но подозреваю, что она скрывает, насколько страдает.
– Она была очень активной, красивой, умной и деятельной девочкой. Приличная семья, много друзей и прекрасное будущее. Теперь оно под вопросом. Конечно, деньги многое решают, семья богатая. Но я не представляю, как она будет учиться в Москве, вдали от родителей. Я не должна говорить, но ты и так догадываешься, что у нее, кроме тебя, друзей сейчас нет.
Она тяжело вздохнула.
– Ксюша просто храбрится, но я всегда рядом и многое вижу. Знаю, что она часто плачет по ночам, а по утрам не может толком умыть свои опухшие глаза. Больше всего ее угнетает беспомощность, когда настолько зависишь от другого человека. Видел бы ты ее взгляд, когда я по утрам чищу ей зубы. Раньше она не выполняла работу по дому – потому что были дела поважнее, и родители не заставляли. А теперь она сидит и тоскливо смотрит, как я мою посуду или пылесошу. Иногда просит меня пристегнуть протезы и привязать щеточку, чтобы хотя бы пыль вытирать…
