Инна Андреевна смутилась от своих же слов.
– Только не говори ей.
– Разумеется. Жаль, что я не могу ей ничем помочь.
– Ты помогаешь.
Она взяла кастрюлю и поставила на плиту.
– Я так понимаю, вы раньше не дружили.
– Да, мы из разных кругов этой жизни. Думаю, лет через десять у таких семей будут отдельные школы.
– Разумно, что ты не отрицаешь значение социального статуса.
– Но я не говорил, что мне это нравится. Тогда мы бы вообще не пересеклись.
– А почему ты подружился с ней сейчас? Все дело в ее инвалидности? Жалеешь?
– Нет. Изначально я пришел из жалости, ну и любопытства отчасти. Но в первый же день поразился, насколько она крутая – не такая, какой казалась в школе. Хотя мне не нравится многое в ней, если честно… но хорошего однозначно больше.
– Она тебе по-настоящему нравится?
Вопрос был понятен, но я все равно попытался вильнуть.
– Конечно, мы же дружим.
– Я не это имела в виду.
Похоже, придется отвечать прямо. Пауза затягивалась, Инна Андреевна выжидательно смотрела на меня.
– Я так долго думаю не над ответом. А над тем, отвечать ли вам честно. Вы ей не скажете?
– Нет. Я сама хочу знать.
– Да. Она мне очень нравится.
Инна Андреевна кивнула и жестом попросила меня расслабиться.
– Знаешь, ее родители спрашивали о тебе. Они хотят знать, что за парень так зачастил к их дочери.
– Я бы хотел с ними познакомиться и пару раз спрашивал Ксюшу. Но она всегда была против.
– Ее можно понять. Без обид, Максим, но если ее родители по каким-то причинам запретят ей общаться с тобой, то я не буду тебя пускать, а у Ксении возможности связаться с тобой ограничены буквально.
– И с чего бы им так поступать?
– Как и всякий другой пылко влюбленный юноша, ты недооцениваешь значение быта. Они хотят для Ксюши прежде всего обустроенной и спокойной жизни. Большие деньги – это большие возможности. В том числе возможность получить по-настоящему большие проблемы. Жизнь сейчас тяжелая, ты понимаешь. Если какое-то несчастье, не дай Бог, случится, они хотят знать, что их единственная дочь под чьим-то надежным крылом.
Очевидно, у меня нет надежных крыльев, и вряд ли они вырастут.
– То есть они плохо на меня посмотрят из-за моей бедности и проблем с головой?
– Каких проблем с головой?
Ну да, она же не знает.
– Прошлой осенью я получил серьезную травму головы. В целом я в норме, но у меня есть серьезный побочный эффект – я разучился считать, буквально воспринимать понятия чисел. У меня никаких серьезных жизненных перспектив – лучшее, на что я могу рассчитывать – крутить баранку, шоферы всегда нужны.
Инна Андреевна горько вздохнула и погладила меня по голове.
– Максим, мне так жаль… Давай я просто скажу им, что вы хорошие друзья еще со школы, и у тебя есть другая девушка. Прости, но это будет наилучшее решение – для тебя, для меня и для Ксюши.
– Вы правы.
Сказать, что я расстроился – это ничего не сказать. Эта милая женщина желала мне добра, и я впервые серьезно задумался о себе и Ксюше. Не в плане каких-то подростковых мечтаний, а вполне конкретно.
Только овладев протезами в достаточной степени, чтобы самостоятельно есть, Ксюша разрешила мне иногда ужинать с ней. Очевидно, она не могла позволить мне кормить ее или видеть, как Инна Андреевна кормит ее. Случай в первый день, с печеньем, так и остался единственным.
Сейчас Ксюша использовала короткий согнутый протез с закрепленной на конце ложкой. Поскольку она не могла совершать движения плечом с большой амплитудой, ей приходилось не столько подносить еду ко рту, сколько тянуться к ней самой. Со стороны это казалось неудобным, но ей удавалось довольно ловко справляться.
