Кто живет в лесу - страница 17

Окруженный вязами храм стоял близко к берегу, и во время службы в окно можно было видеть, как отходит паром от причала. Услышать, как верещат оттуда испуганные козы. В эту церковь, по совпадению, ходил и тесть. На пенсии Михалыч сделался ответственным богомольцем, не взирая на кафедру атеизма, махавшую ему рукой из прошлого. Тесть не находил в том противоречия. На службе Михалыч крестился вовремя и уверенно разносил свечи по нужным иконам, чем заслужил уважение церковных бабушек, а это пойди попробуй.

Исповедь они запланировали на воскресенье, а в субботу Михалыч стоял тут службу. Рассчитав время так, чтобы застать от службы совсем немного, Зимин заехал за тестем и, заодно, на экскурсию. Молоденький священник, который вел службу, сразу понравился Зимину. Редкобородый, голубоглазый семинарский птенчик. Исповедоваться такому совсем не страшно. Надо сказать, Зимин до этого в церкви был один лишь раз, это, когда со Светланой венчался. Поэтому представления Зимнина о службе и православных обрядах были в основном из книг. Например, из любимой его пушкинской «Метели», но и там про венчание. Зимин постоял немного, понюхал ладану, а затем вышел, посчитав, что на сегодня хватит, а вот завтра, завтра будет церковно-приходской день.

Ожидая тестя, Зимин стоял и курил одну за другой возле паперти. Служба вскоре закончилась, и народ потихоньку начал высыпать на улицу. Вышел и священник. Торопясь, он сел в желтую «Ниву», и к нему тут же подсела девушка – розовые щечки, стиснутые платком, кажется, одна из прихожан. «Нива» сразу начала движение, но внимательный Зимин заметил, как молодая и красивая поцелуем попала священнику в губы. Довольный батюшка прибавил газу, чтобы скорее скрыться с лишних глаз. Тут и Михалыч выполз из церкви, разминая шею, видать, поджег все свечи и где надо расставил. Родственники уселись в машину и поехали домой мыться в бане, как-никак, была суббота. Пивка взяли и к пиву прихватили леща размером с весло.

Наутро трудно было просыпаться, но проснулись. Умытый тесть зачесался на пробор, надел костюм – собрался. Он закрыл свой дом и, сбивая росу на участке, пошел тормошить зятя, еще сумеречно было. На службу успели в аккурат к целованию рук священника. Зимин удивился, но спросонья воспринял такое начало без внутренней борьбы. В ходе службы ему удобно было повторять за деловитым тестем все движения, вместе они смотрелись тут завсегдатаями. Народу в церкви набралось немного, в основном пришли пожилые женщины в пестрых платочках, многослойно одетые, одна из старух была обута в зимние дутики, не смотря не лето за окном. Зимин крестился, разглядывал людей, принюхивался к лампадкам, ему по-детски все нравилось. Если бы не головокружение, которое никак не сходило, утро можно было бы назвать добрым. Но запах ладана, поначалу приятный, начал щекотать его ноздри и намекать на тошноту.

Чтобы отвлечься Зимин стал осматриваться. Потолки и стены церкви были расписаны довольно искусно, видны были свежие реставрационные слои. Справа от входа на стене пестрела любопытная сцена: небольшая группа солдат в буденовках расстреливала людей в рясах и с нимбами. Тесть держался подальше от той стены, было заметно, что фреска с расстрелом ему неприятна. Но внимание Зимина привлекло огромная композиция на сводах храма – Богородица с младенцем Иисусом на руках. Зимин всегда ценил иконопись, как законную часть мировой живописи, и дома хранил глянцевые альбомы Рублева и Феофана Грека. Так вот Зимин ничего подобного в тех альбомах не видел. Детализация потолочной фрески потрясала. Богоматерь была выписана с большой любовью, обнаженные ее плечи и босые ноги вызывали у Зимина странное, богохульное волнение. Ему вдруг страшно захотелось пить, но утолить жажду было невозможно – служба была в разгаре, а старухи и тесть фактически заблокировали выход из здания. Тут откуда-то начал петь церковный хор, звук снисходил будто с небес. Боясь общественного осуждения, Зимин осторожно покрутил головой и понял, что певчие сидят где-то сверху, на внутреннем балкончике для лучшей акустики. Голоса были звонкими, чистыми, девичьими… Зимин хотел было занять себя поджиганием свечей, но икона, та странная эротическая фреска, манила и заставляла смотреть на себя, чтобы он не предпринял. Оторваться от ног Богородицы Зимин не мог. Неизвестный иконописец, большой любитель дамских ножек, вложил весь свой беспокойный талант в написание ступней богоматери. Это было великолепно! Ровные пальчики на аккуратной ступне, и еще ноготочки… Легкомысленно оттопыренный мизинчик был обворожителен. Пот выступил на лбу Зимина. Это был мизинчик вожделенной Светланы.