Кто живет в лесу - страница 9

Она предпочитала жить в квартире. Квартира их находилась в областном центре. Тот самый город на слиянии Оки и Волги. Поначалу, года три назад, Зимины разъехались по обоснованному поводу, кажется, из-за ремонта в доме, но по завершении ремонта пристойных причин жить отдельно у супругов не осталось. Особенно таких, которые бы устроили тестя. Михалыч мучился, не понимал. Зимин же воспринимал ситуацию как некий творческий отпуск. Полное отсутствие творчества его не смущало, ведь оно неплохо заменялось красными винами (Зимин был алкоголик грузинского типа) и просмотром всякой «тягомотины», как выражалась Света. Это она про классику мирового кино. Под кино хорошо шли кубинские табачные изделия: сигариллы «Партагас», «Кохиба», «Монтекристо», а также убойные «Ромео и Джульетта», золотовалютные по цене. Иногда удавалось достать немного колумбийского «чистого» для ностальжи – редко, совсем нечасто, ручаемся, Зимин себя контролировал, у нарколога не было шансов дождаться пациента. И все-таки, какая плодородная земля открыта Колумбом, так и прет из нее разная полезная растительность!

Ну а Светлана… Нет, пожалуй, мы ничего не будем говорить об этом, свечку не держали, мало ли что болтают, что беззубые разносят старухи. Лучше мы расскажем, что знаем наверняка. Их сынуля, тридцатилетний фронтенд-разработчик, и его женушка-дизайнер решили умотать за рубеж. Как уверяли, ненадолго. В общем, релоканты собрались до Черногории и закинули мальчишку любимой бабушке. Три дня она крепилась, бодрилась и нянчилась с внуком в квартире. Бабушкой она себя не ощущала совсем и, после того как пострадали обои в гостиной, усадила внука Семена в детское кресло да повезла к деду на природу. Вот как получилось, что в конце лета все собрались в доме по адресу: Малые Колтуны, переулок Опаленной юности, дом семь. Собрались за неделю до исчезновения Зимина.

На следующий же день Светлана умотала в город, была какая-то причина, на которую Зимин формально кивнул. Светланы не было несколько дней, и Зимин вполне с внуком справлялся. По утрам они завтракали шоколадными шариками на молоке, долго одевались, потому что попробуй Семена одеть быстро, а затем шли гулять: или к реке, или в лес, или на пруд. Бром всегда сопровождал их, натягивая поводок до хруста.

В ту неделю погода выдалась на редкость. Чистые краски неба и травы, и теплый ветерок. Ничуть не душно, словом, благодать. На фоне этого природного великолепия – плюшевый Семен в обалденной панаме. И пруд, не забудем про пруд. Там в пруду плавал ослепительный огромный лебедь в окружении серых, шинельных уток. Пруд был мутноват, грязными волосами в нем плавала тина, и было удивительно, как лебедю удается оставаться в подобной среде таким сахарно белым. Лебедь осознавал свою исключительность, этого у него скрыть не получилось, и относился к уткам с брезгливостью, как барыня к дворовым слугам. Семен бросал щедрые клочки батона, целясь именно в лебедя. Уткам тоже перепадало, доставалось и маленьким рыбкам. Когда внук с дедом уходили, пруд был похож на тюрю.

Зимин постоянно что-то рассказывал мальчику, говорил как со взрослым, почти без скидки на нежный возраст. Например, он долго размазывал о том, как пятнадцать тысяч лет назад люди приручили волка обрезками мамонтятины. О том, что, используя слух и обоняние первых псов, человек смог укрепить свои позиции в страшном первобытном мире, где все норовят приложить друг друга корявой дубиной. Мы второпях не предупредили, Зимин был порядком душноват, в силу своей книжной юности и застарелой влюбленности в слова, особенно, в свои слова. По молодости Светлана принимала эти его монологи за признак неземного умища. Но поднаторев в совместной жизни, Света потеряла этот трепет, все чаще и чаще она, слушая мужа, соскальзывала в дремоту, если была на ногах, или в крепкий сон, если повезло на что-то опереться. Зимин огорчался, для него это было признаком отдаления жены. Уши для разговоров, как же без них? Мы его понимаем и обрадовались, когда наконец в распоряжении Зимина оказались самые мягкие ушки на свете, и совершенно порожняя голова.