– У вас однушка?
– Да, небольшая… Это квартира Юлии Андреевны. Но мне здесь нравится. Жалко, окна во двор. А у Антона невероятные виды на лес, на реку – красота неописуемая, да ещё и с такой высоты. Я вам сделаю вкусный чай – небось в своей полиции на пакетики налегаете?
Марта говорила приятным учительским голосом, используя строгие, но одновременно заботливые интонации, периодически сопровождая слова внимательными взглядами в глаза собеседницы, словно желая убедиться, что её слушают и усваивают получаемый материал.
– Спасибо, – улыбнулась Аня, – налегаем. Пакетики – удобно и быстро, не надо с заваркой возиться.
– Это всё лень. Пугаете сами себя – на самом деле возни никакой. Единственное – чайник лучше с регулировкой температуры нагрева воды: доведённая до кипения не годится. Например, тот чай, который я сейчас завариваю, в идеале нужно заливать водой, нагретой до 85 градусов, но ничего страшного, если сделаете на глаз, вручную выключив чайник чуть пораньше.
Продолжая рассказывать, хозяйка достала большую жестяную банку изумрудного цвета, ложкой отмерила из неё чай, засыпала в заварочный чайник и залила горячей водой. Невысокая, худощавая, в строгом чёрном платье и в белоснежном фартуке с кружевом, она была похожа на опытную горничную дорогого отеля.
– Главное здесь что? Хороший чайный лист, температура воды и время заваривания – и, естественно, никакого сахара. Кстати, ваши любимые чайные пакетики изобрели случайно. В 1908 году нью-йоркский торговец разослал образцы своего чая в рестораны и кафе, запечатав их в шёлковые мешочки. К своему удивлению, через некоторое время он обнаружил, что его чай заваривают прямо в этих мешочках, для экономии времени. Пробуйте, – завершила Марта свой монолог и поставила фарфоровую чашку с золотистым напитком на стол перед Сорокиной.
– Вы прямо чайный сомелье. Спасибо.
– Просто когда-то, давным-давно, я работала консультантом в чайном магазине. На здоровье, – с улыбкой ответила женщина.
Аня осторожно отпила, ощутив во рту терпкий, сладковатый, с лёгкой кислинкой вкус. Тепло медленно растекалось где-то в груди, согревая и постепенно добавляя эффект лёгкой эйфории.
– Дарджилинг[5] никого не может оставить равнодушным, – довольно добавила Марта, внимательно следившая за реакцией гостьи. – Напоминаю, там только чай – ни сахара, ни алкоголя, ни чего-то ещё, о чём вы сейчас могли случайно подумать.
– У меня даже слов нет!
– Они и не нужны – у вас всё написано на лице, – рассмеялась Астахова, села за стол и, изменившись в лице, добавила: – Я бы не хотела, чтобы наша первая встреча запомнилась нам только… плохим. Я очень переживаю за Юлию Андреевну.
– Тогда давайте к делу, – кивнула Сорокина и достала из рюкзака папку с бланками и шариковую ручку. – Позавчерашнее объяснение получилось совсем формальным. Я заново всё запишу, вы не возражаете?
– Да, конечно, пишите, постараюсь ничего не упустить.
– Итак… Вы сказали, что эта квартира тоже принадлежит Борисовой – получается, вы ей не просто соседка?
– Да. Я, можно так выразиться, у неё работаю, с постоянным проживанием.
– Давно?
– Лет, наверное… пятнадцать-шестнадцать, – немножко покопавшись в памяти, ответила Марта.
– А что вы конкретно делаете?
– Я помогаю Антону – её сыну. Готовлю, убираюсь, стираю, занимаюсь покупками – продукты, одежда, ну всё, что ему понадобится. У него психическое заболевание – шизофрения. Так мне говорила Юлия Андреевна.
